Якоб Тик - Зигфрид

— Нет, не золото, друг мой, никак не золото! Этого добра у меня у самого вволю, сейчас покажу!

И тут мне почудилось, что я вижу сквозь зеленый дерн, как сквозь зеленое стекло, а плоская земля стала круглой, как шар, и внутри нее копошились, играя серебром и золотом, маленькие кобольды. Они кувыркались через голову, швыряли друг в друга слитками драгоценных металлов, прыскали в лицо золотой пылью, а мой угодливый спутник стоял одной ногой внутри, другой снаружи. Те подавали ему груды золота, он, смеясь, показывал его мне, а потом со звоном швырял обратно в бездну. Потом снова показывал кобольдам мой золотой, и они до упаду хохотали и улюлюкали. А затем они потянулись ко мне своими почерневшими от металла пальцами, и все быстрее и быстрее, все теснее и теснее, все яростнее и яростнее закружились и забарахтались вокруг. Тут меня охватил ужас, я пришпорил коня и, не разбирая дороги, вновь помчался в глубь леса.

Когда я наконец остановился, уже вечерело, потянуло прохладой. Сквозь ветви белела тропинка, которая, мне думалось, должна была вывести меня из лесу в город. Я пытался пробиться к ней, но, из-за листьев на меня глядело неясно белеющее лицо с все время меняющимися чертами. Я хотел объехать его, но куда бы ни повернул, оно было тут как тут. В ярости я решился наконец направить коня прямо на него, но тут оно брызнуло в глаза мне и лошади белой пеной, и, ослепленные, мы вынуждены были повернуть назад. И так оно теснило нас шаг за шагом прочь от тропы, оставляя свободным путь лишь в одном направлении. Когда же мы двинулись в ту сторону, оно следовало за нами по пятам, не причиняя, однако, ни малейшего вреда. Когда я изредка оглядывался, я видел, что это белое струящееся лицо сидело на таком же белом гигантском туловище. Порою казалось, что это движущийся фонтан, но мне так и не удалось увериться в этом. Измученный конь и всадник уступили белому человеку, который все время кивал нам, словно хотел сказать: «Вот так! Вот так!» Понемногу мы добрались до выхода из леса, я увидел траву и озеро, и вашу хижину, а длинный белый человек исчез.

Рыцарь Хегин, снившийся Зигфриду, закончил свой рассказ. Он и впрямь, как две капли воды, был похож на Зигфрида. Только имя и отличало их друг от друга. Откуда-то из поднебесья на Зигфрида смотрела золотая змея с огромными глазами и продолжала нашептывать странные сны.

— И хорошо, что исчез, — сказал старый рыбак и тут же заговорил о том, каким образом его гостю лучше всего добраться в город к своим. Савва начала потихоньку посмеиваться над ним. Хегин заметил это и молвил:

— Мне казалось, что ты, рада, что я здесь, чего же ты веселишься, когда речь идет о моем отъезде?

— Потому что ты не уедешь, — отвечала Савва. — Попробуй-ка переправиться через разлившийся лесной ручей на лодке, на коне или пешком, как тебе будет угодно. Или лучше, пожалуй, не пробуй, потому что ты разобьешься о камни и стволы, которые уносит течение. Ну, а что до озера, то тут уж я знаю — отец не слишком далеко отплывет на своем челноке.

Хегин с улыбкой встал, чтобы взглянуть, так ли это, как сказала Савва. Старик пошел за ним, а девушка, шутя и дурачась, последовала за ними. Все оказалось так, как сказала Савва, и рыцарю пришлось уступить и остаться на косе, превратившейся в остров, до тех пор, пока не спадет вода. Когда они втроем возвращались в хижину, рыцарь шепнул на ухо девушке:

— Ну как, Савва, ты довольна, что я остался?

— Ах, перестаньте, — ответила она, нахмурясь. — Если бы я не укусила вас, кто знает, сколько бы вы еще порассказали бы об этой Бертольде.

При этом Савва так взмахнула руками, что рыцарь Хегин, снившийся Зигфриду, на мгновение увидел уже не девушку по имени Савва, а большую белую птицу, взмахами крыльев зовущую его в полет.

Перед Зигфридом, словно на ладони, пронеслась жизнь Хегина и Саввы. Во сне он наблюдал, как вооружившись старым луком, охотился Хегин на пролетающих мимо птиц. А когда он возвращался с добычей, Савва упрекала его за то, что он так жестоко отнял жизнь у этих милых веселых созданий, носившихся в небесной лазури. Порою при виде мертвых птичек она принималась горько плакать.

Старики свыклись с взаимной привязанностью молодых людей; те представлялись им обрученными или даже супружеской парой, подспорьем их старости на этом уединенном острове. Да и самому Хегину уже казалось, что там, за лесным ручьем, вовсе нет никакого иного мира, или что попасть туда, к другим людям невозможно. Так снилось Зигфриду.

Но вот однажды мирное течение сна было нарушено. В него, словно порыв ветра, вторглись тревога и боль. Дело в том, что рыбак и рыцарь привыкли за обедом и по вечерам коротать время за кружкой с вином. А тут запасы, которые рыбак ранее приносил из города, кончились, и оба они не на шутку приуныли.

— Что вы мне дадите, если я вам добуду вино? — спросила Савва. — Впрочем, можете ничего не давать. С меня хватит и того, что вы развеселитесь и не будете сидеть с такими постными лицами, как весь этот скучный день. Пойдемте-ка со мной, лесной ручей пригнал к берегу бочку, и я не я буду, если не окажется, что в ней вино.

Мужчины пошли следом за ней и, в самом деле, нашли в тихой заводи у берега бочку, которая явно сулила им желанный напиток. Они поспешили вкатить ее в хижину, потому что на вечернем небе уже сгущались грозовые тучи, и в сумерках было видно, как вздымаются на озере белые барашки волн, словно озираясь, скоро ли на них обрушится ливень.

Савва по мере сил помогала мужчинам, а когда внезапный порыв ветра сгустил тучи над их головой, она крикнула, шутливо погрозив в сторону потемневшего неба:

— Эй, ты! Не вздумай окатить нас, пока мы еще не под крышей!

Старик прикрикнул на нее за такую дерзость, она же потихоньку усмехнулась, и в самом деле, никакой беды ее слова не накликали. Напротив, все трое, вопреки ожиданиям, добрались до хижины со своей добычей сухими и невредимыми. Они сразу же нацедили несколько бутылочек от большой бочки, а всего запаса должно было хватить на много дней; сидя у очага, они пили, шутили и чувствовали себя в безопасности от разыгравшейся непогоды. Но тут старый рыбак вдруг произнес серьезным тоном:

— Боже милостивый! Мы тут сидим, радуемся бесценному подарку, а тот, кому он принадлежал, и у кого был отнят потоком, наверное, поплатился жизнью!

— Так уж и поплатился! — усмехнулась Савва, подливая рыцарю вина.

Но тот сказал:

— Клянусь честью, отец, если бы только я мог разыскать и спасти его, меня не остановили бы ни опасность, ни ночной мрак. В одном могу поклясться, если когда-нибудь суждено мне вернуться в обитаемое место, то я разыщу этого человека или его наследников и дважды, трижды возмещу им это вино.

Его слова пришлись старику по душе, он одобрительно кивнул головой и с чистой совестью и в полное свое удовольствие осушил кубок. Савва же сказала Хегину: