Саймон Терни - Калигула

– Нет, ты меня порицаешь, но я не виню тебя за это. В тебе течет кровь и Ливии, и Антонии, а они обе относились ко мне неодобрительно. Моя родная мать. Я слышал, твой брат всячески восхвалял ее на похоронах. Говорил о ней как о богине. А она была шлюхой и ведьмой, и твоя прабабка Антония тоже. И все это передалось тебе по наследству. Ты не можешь испытывать ко мне ничего, кроме ненависти, ибо ты произведена двумя этими гарпиями. И однажды ты станешь такой же мерзкой, какими были они обе, если только не потеряешь голову раньше. – Сердце в моей груди заколотилось еще быстрей, а по коже побежали колючие мурашки страха; император фыркнул: – Надо бы убить тебя и покончить с этим. Надо убить всех. Каждый человек должен оставить после себя след. Почему бы мне не нарисовать свой след кровью империи? – Затем он словно погрузился в какие-то страшные фантазии, и я подумала, не попробовать ли улизнуть, однако в меня опять прицелился скрюченный палец. – Беги к брату, девчонка! Ты нужна ему, да и мне противно быть рядом с той, которая так похожа на мою мать. Прочь!

Мне не требовалось повторять дважды. Я поклонилась спине императора и побежала на подгибающихся ногах, все еще трясясь от ужаса.

Сезон воронов отнял у меня мать и брата. С нами не стало прекрасной жены Калигулы и ее нерожденного ребенка. И я утратила последнюю надежду на то, что в старом монстре, правящем этим островом и всем миром вокруг нас, осталась хоть капля разума. Тиберий – сумасшедший, а мы все – пленники в его логове.

Летом того же года император назначил нового префекта претория. Невий Суторий Макрон и его очаровательная супруга Энния прибыли на остров на быстроходной биреме Мизенского флота в сопровождении половины легиона лучших воинов столицы. Людям префекта запретили высаживаться, и мне кажется, это многое говорит о душевном состоянии императора в те мрачные дни. Итак, второй по значимости человек Рима был вынужден сойти на Капри с одной только женой в качестве охраны и эскорта. Ну конечно, преторианцы на острове год за годом служили непосредственно императору, а эти, вновь прибывшие? Параноик вполне мог усомниться в их преданности.

При первом знакомстве Макрон произвел самое приятное впечатление – невысокий, коренастый, с выразительными чертами лица и мягким голосом. Выглядел он удивительно молодо для своих лет, на коже ни морщинки, волосы темные и густые. Шрам на щеке свидетельствовал о славном боевом прошлом. Энния, его жена, была изящной дамой на голову выше мужа. Она обладала талантом одеваться красиво, со вкусом и без излишней вычурности. Ее утонченный стиль и выверенная, неброская роскошь открыли мне глаза на ту пропасть, которая по-прежнему отделяла высокородных римских матрон от меня с моим безыскусным, почти детским стилем в одежде. Я была уже взрослой женщиной, однако упрямо отрицала роскошь, столь любимую знатными римлянками. В отличие от Эннии. Еще ей был присущ игривый смех и подкупающие искренностью манеры. В общем, она воплощала собой идеал женщины. И тем не менее под привлекательной внешностью мне виделся голодный лев, вышедший на охоту. Слишком она хороша, слишком безупречна и мила, чтобы быть настоящей. В общем, Энния мне не понравилась.

Будучи римской патрицианкой без власти и влияния, я оставалась практически невидимой для большинства населения Рима. Не находись я под опекой, а точнее, под надзором императора, то жила бы сейчас в римском домусе Виниция и заправляла бы хозяйством, как положено добропорядочной супруге. Хорошо это или плохо – я все никак не могла решить. Несмотря на краткость нашего знакомства, я скучала по обществу мужа, но по природе своей не была хозяйкой, и эта сторона супружеской жизни сводила бы меня с ума. Так или иначе, я пребывала на Капри одна, без мужа, и по причине моей сравнительной незначительности Макрон и его супруга попросту не видели меня в ряду встречающих на пристани.

Император, конечно же, не приехал. Позабудем рассказы о том, что Тиберий никогда не покидал Капри. Все гораздо хуже: за все время нашего пребывания на острове он ни разу не покинул пределов виллы Юпитера. А раз уж император сидел на вилле безвылазно, то там же вынуждены были сидеть и противный юнец Гемелл, и убийца Геликон. Вот почему встречать нового префекта преторианской стражи поехал Силан, тесть Калигулы, во главе небольшой группы обитателей острова.

Итак, на пристани находился сам Силан, все еще осунувшийся от горя, но постепенно приходящий в себя. Нерастраченную отцовскую любовь он теперь направил на Калигулу, и за три месяца мой брат сблизился с ним почти так же, как с Лепидом в Риме или как с Юлием Агриппой в доме нашей прабабки. Попутно он учился у опытного сенатора маленьким секретам государственного управления. Кроме Силана, Макрона встречали Калигула и мы с Друзиллой. Сестре удалось оттеснить меня и приклеиться к локтю брата, упивающегося ее присутствием. Само собой, с нами был и Лонгин, ее муж. Не мог же он пропустить прибытие второго по влиятельности человека в империи, раз все его попытки заслужить благосклонность императора ни к чему не привели! С большим облегчением я увидела, что Друзилла, несмотря на свой глубоко несчастный вид, выглядела совершенно здоровой и ухоженной. Значит, Силан не ошибся в своей оценке Лонгина. Он, конечно, не Лепид, но все же не распускает руки, как Агенобарб.

Мне стало интересно, что думают окружающие о моем муже. Пока мы пробыли вместе всего одну неделю, но теперь, будучи в расстроенных чувствах, я понимала, что мне не хватает крепкого мужского объятия. Та короткая неделя изменила мой взгляд на мир, ибо я больше не была девочкой и, узнав, что такое возлечь с Марком, хотела повторения. Я гадала, чем он занят, чем живет и не является ли данное ему поручение обустроить Палатин сигналом о том, что император подумывает о возвращении в Рим. Это было бы разумно, ведь Сеяна больше нет.

Помимо нас пятерых, на берегу выстроился отряд местных преторианцев, возглавляемый суровым командиром. Макрон при виде Силана просиял и поспешил стиснуть руку старинного приятеля в сердечном рукопожатии. Вслед за супругом к нам подплыла, словно на облаке, обворожительная Энния с теплой улыбкой и плотоядным взглядом. Силан, по-видимому, обрадовался встрече не меньше префекта, а когда они наконец разомкнули объятия, Макрона представили Калигуле.

– Юный Гай, приятно познакомиться! – воскликнул префект. – Я высоко чтил Германика. Еще до твоего рождения мы с ним вместе служили в Паннонии. Он был хорошим человеком и сильно повлиял на меня. Нет слов, чтобы в полной мере выразить свою скорбь в связи с тем, что произошло с твоей семьей из-за моего предшественника. Да сгниет он в Тартаре!