Саймон Терни - Калигула

Мои губы растянулись в улыбке. Это было неправдой. Попытка Макрона убедить меня в искренности его мотивов привела к обратному эффекту – теперь я доверяла ему еще меньше.

– Макрон, мне жаль, если тебе так показалось. Прими мои извинения. И ты прав в том, что из-за выпавших на нашу долю невзгод мне трудно открываться новым людям. Я постараюсь оставить прошлое в прошлом и принять настоящее. И я очень благодарна тебе за поддержку, которую ты оказываешь моему брату.

Префект подошел ближе и сочувственно сжал мое плечо. Я до сих пор горда тем, что сдержалась и не вырвалась из его пальцев. Краем глаза я уловила какое-то движение – из арки в живой изгороди появился Силан. Макрон заметил, куда метнулся мой взгляд, и обернулся. При виде старого друга он расплылся в улыбке:

– Марк Юний Силан, рад тебя видеть! А я тут приятнейшим образом провожу время, поближе знакомясь с госпожой Ливиллой.

Силан чинно склонил передо мной голову, а затем вновь обратил все внимание на префекта:

– У тебя найдется минутка? Нужно поговорить.

Префект повернулся ко мне:

– Госпожа, прошу простить меня. Желаю хорошего дня.

И с этими словами он раскланялся и вместе с Силаном пошел прочь. Между двумя друзьями сразу завязался оживленный разговор.

Их уход я наблюдала со смешанными чувствами. Допустим, Макрону я не доверяю, но Силан стал для Калигулы почти вторым отцом. И возможно, они будут полезны друг другу: Макрон утешит отца, потерявшего дочь, а Силан смягчит то, что так раздражает меня в префекте. Сначала я хотела проследить за ними и подслушать, о чем они так увлеченно беседуют, но увидела, что пара направляется к ближайшему входу, а там у меня не будет шансов подобраться к ним достаточно близко и остаться при этом незамеченной. Раздосадованная, я дождалась, когда префект с сенатором скроются из виду, и затем нырнула в свой тайный сад.

Я пробиралась по тропинкам до тех пор, пока не вышла к длинной широкой террасе, огибающей виллу со стороны моря.

На первый взгляд терраса показалась мне безлюдной, но потом я заметила в самом ее конце двоих возле низкой балюстрады. Они стояли довольно близко к стене, и мне приходилось сильно изгибать шею, чтобы разглядеть, что происходит. Это была странная сцена, от которой мне стало очень неуютно.

Калигула неподвижно стоял рядом с императором, а Тиберий обнимал его костлявой рукой за плечи, несмотря на то что был на полголовы ниже моего брата. Они о чем-то разговаривали – самым дружеским образом, как мне показалось издалека, как будто и не существовало между ними многолетней неприязни. Словно старик не обезумел от своего всевластия.

Кроме них двоих, на террасе никого не оказалось, и даже телохранителя Геликона я, как ни старалась, не отыскала поблизости, что само по себе было неслыханно.

Изо всех сил напрягала я слух, но они говорили тихо и стояли слишком далеко от меня. Слышны были только вечные пререкания чаек и приглушенный звук живущей своей жизнью виллы. Какое разочарование! Там обсуждают что-то важное двое влиятельных придворных, тут мой брат беседует с императором, а мне не удается подслушать ни тех ни других.

На мгновение в моем мозгу возникла заманчивая картина: Калигула наклоняется, хватает императора за голень и дергает ее на себя, отчего старик спиной перевалился через перила в пропасть. Тиберий сам не раз проделывал такое с подданными, ничем не заслужившими столь страшной участи. Образ был таким ярким, что я почти поверила, будто Калигула сделал это, и мне пришлось тряхнуть головой и зажмуриться на пару секунд. Когда я открыла глаза, то увидела, что оба родственника, старый и молодой, стоят там же, где и раньше, занятые беседой.

Ну почему он этого не сделал?

Ведь неплохое решение, с какой стороны ни взгляни. Самые влиятельные люди на острове считают Калигулу более достойным наследником, чем придурковатый Гемелл. И от Северной Галлии до самой южной крепости в Египте не найдется человека, который не желал бы Тиберию скорейшей смерти. Можно сказать, это было бы благодеянием…

Чем руководствовался Калигула, не знаю, но никаких действий он не предпринимал, а просто стоял и беседовал с императором.

Потом случилось нечто, вмиг погрузившее меня в пучину паники. Рука императора, лежащая на плечах моего брата, вдруг с силой надавила вперед, и Калигула стал заваливаться в сторону балюстрады и страшного, долгого, фатального падения в пропасть. Я чуть не вскрикнула, хотя обнаружить себя во время подглядывания за императором смертельно опасно. Каким-то чудом я проглотила рвущийся из груди крик. К моему неописуемому счастью, второй рукой Тиберий остановил падение Калигулы. Оказывается, под худобой императора скрывалась недюжинная сила. Брат выпрямился, и оба они захохотали над нездоровой шуткой. Когда Гай повернулся лицом в мою сторону, я увидела, что смех это вынужденный и его ничуть не веселит жестокий юмор императора.

От пережитого ужаса меня мутило. Как я жалела, что брат не скинул старика в море!

В последующие месяцы брат все чаще и чаще навещал императора. Поначалу я недоумевала, в чем причина: каждая лишняя минута в обществе старого безумца грозит смертельной опасностью, а визиты эти инициировал не Тиберий, а Калигула. Со временем я поняла, что происходит. Кто-либо другой на его месте предоставил бы Макрону и его друзьям воздействовать на императора, но Гай хотел собственноручно строить свое будущее.

По моему глубокому убеждению, любые планы Калигулы на трон возникли в тот период под влиянием тех, кто нас окружал. Он счастливо прожил бы всю оставшуюся жизнь как сын благородного Германика и не более того, но теперь осознал, что подобное будущее ему не суждено. Назвав Калигулу наследником, император лишил его всяких надежд на нормальную жизнь, если она вообще была возможна, учитывая историю нашей семьи. Брат не мог больше делать вид, будто наследование его не касается. И если не убедить императора в необходимости отдать предпочтение одному или другому преемнику, то Рим обречен на раскол в процессе борьбы Гемелла и Калигулы за трон.

Брат повел осторожную, тонкую игру по сближению с Тиберием. Гемелл, кажется, ничего не замечал. Полагаясь на крепость родственность уз, он считал свое положение неуязвимым и при виде Калигулы лишь презрительно ухмылялся. Тем временем мой брат при неизменной поддержке своего тестя Силана все увереннее ориентировался в опасных водах императорского двора. Он начал играть с Тиберием в стратегии и позволял императору выигрывать как можно чаще – с целью подтвердить свою слабость, но порой оставлял победу за собой, чтобы старик не догадался, что ему поддаются. Также у них появилась привычка обсуждать философию и политику. Иногда в такие моменты я оказывалась рядом с ними и слышала их диспуты. К моему удивлению, Тиберий, при всей его испорченности и паранойе, в вопросах логики, риторики и полемики сохранял завидную остроту ума.