Саймон Терни - Калигула

Вместе с Лепидом я занималась подготовкой погребальных обрядов и, как умела, помогала двум префектам в иных делах. Агриппина хотела остаться и тоже помочь, но супруг потащил ее на виллу в прибрежном городке Пирги, утверждая, что их малыш капризничает и беспрестанно плачет, едва оказывается рядом с Римом и нашей семьей. Поскольку Лепид в тот период от горя мало на что был способен, а брат с сестрой уехали, основные хлопоты пали на меня.

В те дни я особенно остро тосковала по мужу. Как же мне хотелось, чтобы он был со мной! Увы, он сидел в каком-то пышном дворце в Азии, обеспечивая мир в важной для императора провинции. Никогда еще я не нуждалась в нем так сильно. Днем мне приходилось стоять как скала, заменяя близких, пока они скорбели по Друзилле, и улаживая возникающие из-за их отсутствия проблемы. А по ночам, когда я лежала одна в постели и плакала до изнеможения, некому было меня утешить и пожалеть.

Лишь к середине июля закончились игры в честь Друзиллы. К этому времени жизнь в Риме стала возвращаться в нормальное русло, и я уговорила префекта Стеллу рассказать мне, куда уехал Калигула. Еще целая неделя ушла у меня на то, чтобы вытащить Лепида из запертой, затемненной спальни на свет и убедить его поехать со мной. Я верила, что ему это нужно. Лепид был здравомыслящим и практичным человеком, но смерть жены стала для него тяжелейшим ударом. Итак, мы сели в повозку и двинулись на юг в сопровождении небольшой группы рабов и отряда преторианцев. Быстро стало понятно, что наша поездка оказывает на Лепида благотворное влияние.

Между прочим, Клемент тоже рвался поехать с нами, но я не позволила, хотя по-прежнему не чувствовала угрозы ни в одном из префектов и доверяла им обоим полностью. Во-первых, у них хватало хлопот по поддержанию в Риме порядка и покоя, а во-вторых, я не представляла, будет ли брат рад видеть меня и Лепида, что уж говорить о префектах!

Вилла, где укрылся Калигула, широко раскинулась меж холмов, но так как построена она была давно, то сильно обветшала. За садами не ухаживали со времен Августа, поскольку его преемник предпочитал море и остров Капри. Первый раз мы увидели дом, когда свернули с главной дороги и стали зигзагами спускаться к маленькому, но красивому озеру Неми. И хотя эта вилла принадлежала нашему разветвленному роду, начиная с великого Юлия Цезаря, брат никогда раньше не приезжал сюда. Мне это место сразу показалось идеальным убежищем для того, кто ищет одиночества. Высокие холмы вокруг водной глади скрывали соседние городки и гасили любые звуки. Сама вилла располагалась на западной оконечности озера; длинная и низкая, она тянулась вдоль самого берега. Помимо виллы, на озере имелось лишь одно строение – большой храм Дианы на противоположном берегу. Вокруг виллы раскинулся заросший сад и парк. Можно было подумать, что эту резиденцию строили специально для человека в глубокой скорби.

Когда я увидела место, где укрылся брат, мне странным образом стало легче. Знание в противовес неизвестности всегда дает мне покой. Но на Лепида вилла оказала обратное воздействие. Он затряс головой и приказал остановить повозку.

Оглядев виллу, лежащую под нами внизу на берегу озера, Лепид повернулся ко мне:

– Ливилла, это неправильно.

– Что неправильно?

– Жить здесь. Для Калигулы это место опасно.

Мне оно, напротив, показалось мирным и приятным.

– Почему?

– История повторяется. Когда умер сын Тиберия, император погрузился в скорбь так глубоко, что потерял всякий интерес к правлению Римом, а затем и вовсе сбежал на Капри, чтобы жить там в уединении и тишине. Вспомни, что с ним там произошло. Он помешался, превратился в извращенного, порочного человека. И пока император бездельничал в своей дыре, Рим страдал от прихотей монстра Сеяна.

– Мой брат, в отличие от Тиберия, не безумен, – возразила я, хотя память услужливо напомнила мне о дикой сцене с битьем посуды о стену и опасном броске с ножом на Лепида. – К тому же новые префекты претория – хорошие люди, а не хищные звери вроде Сеяна.

Лепид медленно выдохнул и опять тряхнул головой:

– Тиберий поначалу тоже не был сумасшедшим. А Сеян когда-то проявил себя хорошим солдатом. Все меняется. Нам нужно вытащить Гая обратно в мир, пока он не стал тенью Тиберия. Римляне должны видеть, что император не бросил их на произвол судьбы.

– Стелла и Клемент… – начала было я, но Лепид поднял руку:

– Не забывай о своем дяде. Клавдий уже целый месяц рыщет по Палатину, вынюхивает разные возможности и перешептывается с сомнительными личностями, воображая, что все останется тайной. Даже если ты доверяешь префектам, можешь ли ты доверять Клавдию?

Нет, нет! Ему я не доверяла. Более того, после смерти Силана и Макрона не было в Риме никого, кому бы я доверяла меньше, чем нашему колченогому заике-дяде…

Я попыталась найти другие аргументы, но быстро поняла, что их нет. Вилла прекрасна в своем уединении, однако Лепид прав. Калигулу надо срочно увозить отсюда.

Мы поехали дальше, к выложенной гравием подъездной аллее позади виллы. Там мы вышли из повозки и привели себя в порядок после долгого пути. На шум выглянул раб – изможденный и запуганный. Он мотнул головой:

– Госпожа, никаких посетителей. Император не желает, чтобы его беспокоили. Уходите.

Столь дерзкое обращение из уст какого-то раба ошеломило меня. Я чуть было не развернулась, но потом сообразила, что со мной говорит не этот несчастный, а сам Калигула.

– Мне не нужно разрешение, чтобы навестить брата. Поэтому прочь с дороги!

Отряд преторианцев вышел вперед и выстроился по обе стороны от меня. Командующий ими центурион грозно высился за моим правым плечом, Лепид держался слева, и раб исчез с нашего пути, едва я сделала первые шаги к дворцу. А иначе мы просто затоптали бы его.

Мы вошли в здание и пересекли сумрачный атриум с неработающим фонтаном. Все окна были закрыты занавесями и ставнями, помещения стояли нетопленые. Казалось, что это не дом, а мавзолей. И опять я убедилась, что Лепид прав: тут жить опасно. Мы заглянули в несколько комнат, но никого не нашли. Есть ли здесь слуги и рабы? Не мог же Гай целый месяц прожить всего с одним-единственным рабом!

По-видимому, все-таки до этого не дошло. В триклинии мы отыскали еще одно жалкое, изнуренное существо, сидящее на ступенях у окна.

– Ты, где мой брат? – спросила я, имея за спиной Лепида и центуриона в качестве дополнительных аргументов.

Раб поднялся и самым возмутительным образом вперил в меня близорукий взгляд. Я чуть не ударила его, хотя не часто поднимаю руку на рабов, даже на плохих. Вместо этого проглотила свое негодование и направила на него указательный палец.

– Я хочу видеть брата. Где он? И наведи порядок на вилле, открой окна и разожги огонь.