Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

Через минуту в атрии остался только Метелл Сципион. Он с упреком смотрел на зятя.

– Что? – вызывающе спросил Помпей.

– Ничего, ничего! Только я думаю, что ты повел себя неосмотрительно, Магн. – Сципион печально вздохнул. – Совсем неразумно.

Это мнение эхом откликнулось на другой день, пятьдесят седьмой день рождения Цицерона. В этот день он прибыл в окрестности Рима – на свою виллу на холме Пинций. Ему был обещан триумф, и до этого он не имел права пересекать священную границу города. Аттик, приехавший поздравить приятеля, коротко рассказал ему о вчерашнем повороте событий.

– Кто тебе все это рассказал? – спросил ужаснувшийся Цицерон.

– Твой друг Рабирий Постум, который сенатор, а не банкир, – ответил Аттик.

– Старый Рабирий Постум?! Ты, наверное, говоришь о его сыне!

– Нет, о старике. Перперна болеет, и он взбодрился. Хочет стать старейшим.

– Выкладывай подробности. Как вел себя Магн? – нетерпеливо перебил его Цицерон.

– Запугал всех явившихся к нему сенаторов. Был зол, язвителен, дерзок. Обычные нотации, но в очень грубой манере. Сказал, что хочет положить конец нерешительности сената. – Аттик нахмурился. – Угрожал проскрипциями. Обещал многих сбросить с Тарпейской скалы. Все пришли в ужас!

– Но сенат ведь делал все, что в его силах! – неуверенно произнес Цицерон, вспомнив суд над Милоном. – Вето трибуна есть вето трибуна. Его не переступить. Чего же он хочет?

– Он хочет, чтобы сенат ввел senatus consultum ultimum , объявил военное положение и поручил командование ему. На меньшее он не согласен. Помпей устал от постоянного напряжения и хочет, чтобы все скорее закончилось, а его желания почти всегда осуществляются. Он ужасно испорченный человек, он привык все делать по-своему. Частично в этом виноват и сам сенат, Цицерон! Десятилетиями они уступали ему. Они раз за разом специальным указом назначали его командующим и прощали ему то, чего не простили бы, например, Цезарю. Человек, занимающий высокое положение по праву рождения, теперь требует, чтобы сенат относился к нему как к Помпею. И кто, по-твоему, стоит за оппозицией?

– Катон. Бибул, хотя он не в Риме. Марцеллы. Агенобарб. Метелл Сципион. И еще некоторое количество твердолобых.

– Да, но они все политики, а Помпей – сила, – терпеливо произнес Аттик. – Без Помпея они Цезарю не помеха. А Помпей не терпит соперников, вот и все.

– О, если бы Юлия была жива! – вскричал вконец подавленный Цицерон.

– Где твоя логика, Марк? Ничего бы не изменилось. Просто тогда Цезарь еще не был для Помпея угрозой. По крайней мере, Помпей так думал. Он не обладает проницательностью и не способен заглядывать в будущее. Он ощущает опасность, когда та подходит вплотную. А потому и при живой Юлии он вел бы себя точно так, как сейчас.

– Тогда я сегодня же должен увидеться с ним, – решительно заявил Цицерон.

– Зачем?

– Чтобы попытаться убедить его прийти к соглашению с Цезарем. Или уговорить его удалиться в Испанию и переждать там какое-то время. Интуиция мне подсказывает, что, несмотря на Катона и чокнутых boni , сенат вполне может пойти с Цезарем на компромисс, если решит, что полагаться на Магна глупо. Сенаторы считают Магна своим солдатом, способным побить Цезаря.

– Похоже, – задумчиво сказал Аттик, – ты уверен, что выиграет не Магн.

– Мой брат в этом уверен, а он знает, что говорит.

– Где сейчас Квинт?

– Он здесь, но отправился в город. Хочет выяснить, не улучшился ли характер у твоей сестры.

Аттик расхохотался до слез:

– У Помпонии? Не улучшился ли характер? Скорее Помпей помирится с Цезарем, чем это произойдет!

– И почему мы, Цицероны, не можем жить в ладу с женами? Почему они у нас такие мегеры?

Аттик, будучи великим прагматиком, счел нужным объяснить:

– Потому что, мой дорогой Марк, и ты, и Квинт женились не на женщинах, а на деньгах. Претендовать на иное вы с ним не могли по рождению.

Поставленный таким манером на место, Марк Цицерон спустился с Пинция к Марсову полю, где небольшой контингент его киликийских солдат разбил лагерь в ожидании своего скромного триумфа. Цицерон направлялся к той самой шлюпке, прилепившейся к яхте.

Помпей с ходу отверг предложение удалиться в Испанию.

– Все поймут, что я отступаю! – гневно воскликнул он.

– Магн, это же чушь! Сделаешь вид, что соглашаешься с требованиями Цезаря, – в конце концов, ты не консул, а всего лишь один из проконсулов, – а потом останешься в Испании ждать. Глуп тот крестьянин, который пасет двух племенных баранов на одном лужке. Как только ты удалишься, ваше соперничество сойдет на нет. Ты окажешься в безопасности, став просто сторонним наблюдателем. Но с собственной армией! Цезарь дважды подумает, прежде чем что-либо предпринять. А пока ты здесь, его войска ближе к нему, чем твои к тебе. Пожалуйста, поезжай в Испанию, Магн!

– Я никогда не слышал ничего глупее! – рявкнул Помпей. – Нет, нет и нет!

В шестой день января Цицерон послал вежливую записку Луцию Корнелию Бальбу с просьбой навестить его на Пинции.

– Ты, конечно же, хочешь выйти из ситуации мирно, – сказал визитеру хозяин. – Юпитер! Как ты похудел!

– Да, Марк Цицерон, я очень хочу, и я действительно похудел, – ответил маленький гадесский банкир.

– Три дня назад я виделся с Магном.

– Увы, он не хочет меня принимать, – опечаленно вздохнул Бальб. – С тех пор как Авл Гирций уехал из Рима, не сочтя нужным встретиться с ним. А я теперь виноват.

– Магн уперся, – вдруг сказал Цицерон.

– Значит, все бесполезно.

– Нет, – возразил великий оратор. – Я думал весь день и всю ночь. И похоже, нашел решение.

– Какое же? Я весь внимание!

– Скажи, ты не прочь чуть-чуть поработать? Равно как Оппий и все остальные?

– Посмотри на меня, Марк Цицерон! Я так работаю, что от меня почти ничего не осталось!

– Надо всего лишь составить срочное письмо Цезарю. Лучше, если его подпишут и Оппий, и Рабирий Постум.

– Это дело нетрудное. Что должно быть в письме?

– Как только ты уйдешь от меня, я опять пойду к Магну. И скажу ему, что Цезарь согласен от всего отказаться, если ему оставят Иллирию и один легион. Вы сможете убедить Цезаря согласиться на это?

– Да, уверен, что сможем. Цезарь действительно хочет мира, даю тебе слово. Но ты должен понять, что он не сможет без конца уступать. Иначе его ждет гибель, суды и ссылка. Но Иллирии и одного легиона достаточно. Цезарь очень живуч, Марк Цицерон. Сохранив империй, он решит вопрос с выборами, когда придет время. Я не знаю другого человека с такими неисчерпаемыми ресурсами.

– Я тоже, – уныло откликнулся Цицерон.

Опять поход на виллу Помпея, но Цицерон не мог и подумать, что Помпей промучился несколько ночей. Эйфория после вспышки прошла, и наступила реакция. Первый Человек в Риме вдруг понял, что никто из boni , включая его тестя, не одобрил его выходки и его грубого тона. Он говорил с сенаторами заносчиво, как диктатор. И даже орал. А это уже перебор. Теперь Помпей жалел, что потерял контроль над собой. Охватившее его после разрядки упоение сменилось депрессией. Да, он, конечно, им нужен. Но и они ему тоже нужны. А он отпугнул их. Никто с тех пор к нему не пришел, все заседания проводятся теперь в Риме. Со всеми дебатами и язвительными подковырками, на какие горазды Антоний и Кассий. О, эта пара! Они хорошо знают, что делать. А он, Помпей, подгонял лошадей, не понимая, что хлещет мулов. О, как же вывернуться из этих тисков? Сенат и так взвинчен. Зачем было говорить о проскрипциях, о Тарпейской скале? Ах, Магн, Магн! Каким бы трусливым тебе ни казался сенат, критиковать и запугивать его все же не стоит. Не стоит!