Ине Лоренс - Непокорная [litres]

Слушая хана, Исмаил-бей украдкой улыбнулся. Татары были больше заинтересованы в грабежах, нежели в том, чтобы раздобыть продовольствие для армии. Тем не менее было нецелесообразно отправлять такое большое количество татарских всадников вверх по Дунаю, поскольку до сих пор они успешно выполняли функции разведчиков для армии султана.

– Ты поедешь со мной, – продолжил Мурад Герай.

– Господин, я… – начал Исмаил-бей, но татарин тут же прервал его:

– Сегодня ты никто, но когда-то ты был Исмаил-пашой и одним из доверенных лиц султана, пока Кара-Мустафа не добился твоего изгнания. Ты должен увидеть, что великий визирь ошибается.

Исмаил-бей понял: Мурад Герай надеялся на то, что он доложит султану об ошибках Кара-Мустафы. Однако Мехмед Четвертый ясно дал ему понять: он больше не пользуется благосклонностью. «Но если великий визирь потерпит неудачу под Веной, все снова может измениться», – подумал Исмаил-бей. Тем не менее ему предстояло решить еще одну задачу.

– О хан, если я поеду с вами, моей дочери придется остаться здесь, в лагере, в обществе одной лишь рабыни!

– Твоя дочь будет в безопасности под защитой людей, которых я оставлю, – пообещал Мурад Герай.

Теперь отказаться было невозможно. У Исмаил-бея уже был один враг в лагере в лице великого визиря. Сделать своим противником еще и Мурада Герая было бы безумством. Поэтому Исмаил-бей кивнул:

– Слушаю и повинуюсь, мой хан. Когда вы выступите со своими воинами, я поеду вместе с вами.

Мунджа с нетерпением ждала отца. После ночной неудачи великий визирь наверняка был очень возбужден, и вполне могло случиться, что Мустафа-паша нашел жертву для выхода своего гнева. Поэтому девушка вздохнула с облегчением, когда Исмаил-бей вошел в палатку.

– Ты вернулся, отец! – воскликнула она и обняла его.

Исмаил-бей улыбнулся и погладил дочь по волосам:

– А почему я не должен был вернуться?

– Я просто подумала… великий визирь наверняка был очень расстроен.

– Ты права. Однако его гнев навлекли на себя другие, а не я. Правда, я тоже в некотором смысле стал жертвой гнева Кара-Мустафы. Хан Мурад Герай должен отправиться вверх по течению Дуная вместе с большей частью своего войска и предотвратить возможное наступление деблокирующей армии. Он желает, чтобы я его сопровождал.

– Но, отец, если ты уедешь, я останусь здесь одна с Бильге и Спиросом! – испуганно воскликнула Мунджа.

– Грека я возьму с собой.

Исмаил-бей огляделся в поисках слуги, но тот был где-то в лагере. Хоть Исмаил-бея и раздражало то, как небрежно слуга исполнял свои обязанности, в этот момент он был рад его отсутствию.

– Слушай внимательно, дочка, – сказал Исмаил-бей проникновенным голосом. – Кара-Мустафа совершает ошибку, пренебрегая советами опытных людей. Поэтому может случиться так, что военная удача от него отвернется. А это значит, что отныне ты станешь носить платье, в которое вшила драгоценные камни, а плащ с кусочками золота будешь держать наготове.

Мунджа прижала руку к неистово бьющемуся сердцу:

– Думаешь, нам придется бежать?

– Скорее это будет отступление, но мы не должны потерять последний дар султана. Эти богатства позволят нам тихо и скромно жить в Константиние или же в провинции. Что бы ты предпочла?

– Провинцию, – ответила Мунджа. – Там нет великого визиря, который будет преследовать тебя своим гневом.

– Но зато есть паши и аги, которые ничем не лучше Кара-Мустафы.

Исмаил-бей уже подумывал о том, чтобы после этой кампании отправиться в Персию и обосноваться там. Но он не хотел говорить об этом дочери, чтобы не напугать ее. Отец обнял Мунджу и притянул ее к себе.

– Все хорошо, дитя мое. Я позабочусь о том, чтобы в твоем распоряжении всегда была оседланная лошадь. Можно говорить о татарах Азада Джимала все что угодно, но, по крайней мере, у них ты научилась ездить верхом.

Мунджа кивнула, хоть ей довелось сидеть в седле раз пять, не больше, и при этом отец вел животное под уздцы. Но если уж этому суждено было произойти, она готова была взобраться на коня и поскакать вперед. Тем не менее девушка надеялась, что даже тогда отец будет рядом с ней и ей не придется покидать эти земли, рискуя жизнью.

– Не печалься, дочка! Я вернусь вовремя. Кто знает, возможно, я ошибаюсь и великий визирь все же сумеет захватить Вену. Это вполне вероятно, если поляки действительно не придут.

– А если придут? – спросила Мунджа.

– Одному Аллаху известно, что тогда произойдет.

Этими словами Исмаил-бей завершил разговор. Поскольку Мурад Герай хотел выступить со своими людьми на следующее утро, его переводчику еще многое нужно было сделать. Прежде всего он должен был проследить за тем, чтобы его слуга Спирос не спрятался и не остался в лагере. По этой причине Исмаил-бей держал свои намерения в тайне.

Когда на следующее утро два татарина в кольчугах и остроконечных шлемах появились перед его палаткой в качестве почетного эскорта, Исмаил-бей обратился к своему слуге:

– Мы будем сопровождать хана. Проследи, чтобы наших коней оседлали, и погрузи мой багаж на вьючную лошадь.

Молодой грек уставился на него широко открытыми глазами.

– Но я… Не лучше ли будет, если я останусь здесь, чтобы защищать вашу дочь? – пролепетал он.

– Я что, должен сам себе прислуживать, когда мне что-нибудь понадобится? – прикрикнул Исмаил-бей на слугу. – Ты поедешь со мной! Решено! – Поскольку Спирос все еще не спешил следовать его указаниям, Исмаил-бей повернулся к двум татарам: – Проследите, чтобы мой слуга привел коней и не удрал. Если он попытается это сделать, убейте его.

Грек бросил на него злобный взгляд, но Исмаил-бей лишь презрительно скривил рот. Он должен был позаботиться о том, чтобы этот мужчина не представлял опасности для его дочери.

Армия значительно продвинулась вперед. Провианта и фуража было достаточно, а мысль о том, что им рано или поздно придется столкнуться с противником, превосходящим их по силам почти в шесть раз, пугала лишь самых робких воинов Яна Третьего. Однако Йоханна уже несколько дней боролась с совершенно другой проблемой. По ночам ей снились люди, которых она убила, и с каждым разом их становилось все больше. Утром девушка просыпалась совершенно разбитой и ей требовалось какое-то время, чтобы собраться с мыслями, прежде чем она обретала способность встать.

Если последствия ее действий уже сейчас так сильно ее мучили, что же будет, когда ей придется сражаться с турками и убивать их во время атаки? Этот вопрос занимал мысли Йоханны, пока она пересекала плоский ландшафт Моравии, видя в отдалении холмы, которые, должно быть, уже относились к Австрии.

Решив, что она больше не в состоянии переносить этот внутренний разлад, Йоханна приблизилась к Карлу и намекнула на то, что хочет поговорить с ним наедине.