Ине Лоренс - Непокорная [litres]

С этой мыслью девушка вошла в дом Божий и преклонила колени перед изображением Пресвятой Божьей Матери Замосцкой.

– Пожалуйста, защити меня и моего брата! – попросила девушка Мать Иисуса.

Йоханна перекрестилась и вышла из собора. Поскольку ей не очень хотелось присоединяться к своим товарищам и пить вместе с ними, она отправилась в конюшню и принялась чистить скребницей своего мерина. Затем решила позаботиться и о лошади Карла.

В этот момент в конюшню вошел Адам: он хотел проверить, хорошо ли ухаживают за его жеребцом. Увидев Йоханну, он указал на своего коня:

– Почисть и Бужу! И как следует расчеши ему хвост и гриву.

С этими словами он развернулся и вышел. А через мгновение щетка Йоханны ударилась о стену в том месте, где только что стоял Адам.

Девушка сразу же пожалела об этой вспышке гнева и подняла щетку с пола. И принялась чистить жеребца Османьского с такой энергичностью, что тот с негодованием фыркнул и попытался ее лягнуть.

– Перестань! – прикрикнула на него Йоханна, но тут же сказала себе: животное не виновато в поведении хозяина, и стала обращаться с жеребцом нежнее.

Затем девушка вымыла в корыте лицо и руки, отыскала общую спальню и заняла кровать в углу. Хоть Йоханна и была голодна, ей не хотелось идти вниз и сидеть за столом с остальными. Она лежала на кровати, с трудом сдерживая слезы.

Впервые с тех пор, как Йоханна сбежала из Аллерсхайма, она спросила себя, не проще ли ей было выйти замуж за Кунца фон Гунцберга? Но потом девушка подумала о Карле, который по милости их братца должен был отправиться в монастырь, и ей стало стыдно за собственную слабость. «Мы справимся, – мысленно поклялась Йоханна. – Мы вытерпим попечительство Османьского и в конце концов обретем счастье, Карл как сподвижник короля Яна, а я – как жена какого-нибудь дворянина, который захочет сочетаться со мной браком».

Адам тоже не горел желанием находиться в обществе. Он направился в свою комнату, которая полагалась ему как дворянину, и лег на кровать. Его мысли вертелись вокруг Станислава Сенявского, его родственника – троюродного брата его отца. Османьскому было двадцать пять лет, и за все эти годы ни один Сенявский не поинтересовался его существованием. Если бы не вмешательство Жемовита Выборского, Адам вырос бы как крепостной в каком-нибудь селе, принадлежавшем Сенявским. Старик Выборский избавил от этой участи своего внучатого племянника.

– Что нужно от меня польному гетману? – пробормотал Адам себе под нос, а затем рассмеялся: очень скоро он это выяснит.

С этой мыслью Османьский наконец заснул, но сон его был неспокойным. Вскоре Адаму привиделся кошмар, будто он вынужден сражаться с татарами и турками, в то время как Йоханна то и дело пытается его застрелить. Каждый раз, когда она прицеливалась в него из пистолета, появлялся Камиль Боциан и просил Адама явиться к польному коронному гетману.

Проснувшись на следующее утро, Адам чувствовал себя разбитым, как будто всю ночь сражался с полчищами врагов. Прошло какое-то время, прежде чем он смог встать и умыться. Проведя рукой по подбородку, Адам с раздражением почувствовал щетину, которая успела отрасти с тех пор, как он брился последний раз. Недолго думая он открыл дверь и выглянул наружу:

– Есть здесь кто-нибудь, кто мог бы меня побрить?

– Да, господин! Я могу это сделать, если вам будет угодно.

В комнату вбежал тощий человечек и тут же начал взбивать пену в миске для бритья. Он распределил ее по подбородку и щекам Адама, затем заточил лезвие на кожаном ремне и приступил к бритью.

– Вы действительно капитан Османьский? – поинтересовался человечек.

– Да, это я. А почему ты об этом спрашиваешь, парень? – улыбнулся Адам.

Однако, почувствовав на горле давление бритвы, тут же стал серьезным.

– Видите, как легко мне было бы вас убить? – спросил человечек. – Вы предоставили свою шею в распоряжение незнакомца. Стоит мне сделать одно резкое движение, и я получу от татар солидное вознаграждение.

– Сомневаюсь, что они что-то тебе дадут, – напряженно ответил Адам.

– Просто нужно договориться обо всем заранее. Но татары не обращаются к таким беднякам, как я.

В голосе слуги прозвучало такое сожаление, что Адам решил после бритья надавать ему тумаков.

– Твой план провалился бы еще и потому, что татары не знают, кто и когда меня бреет, – заметил Османьский.

– Так и есть! Что ж, значит, вы останетесь живым, а я – бедным.

Адама охватила веселость.

– Если таким образом ты надеялся получить от меня более щедрые чаевые, твоя попытка провалилась.

– Значит, мне снова не повезло! Всякий раз, когда я говорю правду, люди бранят или избивают меня.

Голос слуги был настолько жалобным, что Адам передумал его наказывать. Когда человечек закончил его брить, Османьский дал ему монету и похлопал по плечу:

– Во всяком случае, теперь ты можешь сказать, что твоя бритва была к моему горлу ближе, чем татарская сабля.

Улыбнувшись, слуга спрятал монету и поклонился:

– Спасибо, капитан! Как бы там ни было, вы именно такой, каким мне вас и описывали.

– И какой же?

– Вы человек, который не боится даже дьявола и которого не смогут одолеть и десять татар.

– Десять – это многовато! Давай сойдемся на пяти? – со смехом предложил Адам и внезапно вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел.

Спустившись в столовую, Османьский встретил Йоханну. Она тоже рано проснулась и, не став будить остальных, вышла из общей спальни и направилась вниз. Теперь она хлебала суп из большой миски и ела хлеб.

– Доброе утро, – поприветствовал девушку Адам и указал на ее миску. – Я хочу такого же супа, – сказал он работнику, – а еще кружку пива!

– Доброе утро, – ответила Йоханна.

– В мое отсутствие ты будешь оставаться в крепости и следовать приказам Фадея, Игнация и своего брата, – произнес Адам более резко, чем ему хотелось бы.

Йоханна поджала губы, но затем сказала себе, что неповиновением ничего не добьется, и кивнула:

– Хорошо.

– Вот и договорились.

Это были последние слова, которыми они обменялись во время завтрака. Чуть позже появились Карл, Игнаций и другие. Адаму было некогда разговаривать: вскоре в столовую вошел Камиль Боциан и сообщил о том, что готов к отъезду.

Османьский глубоко вздохнул и попрощался со своими людьми. У двери он еще раз остановился и посмотрел на Карла и Игнация:

– Я сказал Яну, что он должен подчиняться вам двоим и Фадею. Если он вас ослушается, можете надрать ему задницу.

В глазах Йоханны вспыхнул гнев. Она выглядела так, будто вот-вот швырнет миску Адаму в голову. Ухмыльнувшись, он вышел на улицу, сел на своего оседланного жеребца и вместе с Боцианом покинул город.