Геннадий Турмов - Прóклятое золото Колымы [litres]

Питаем надежду, что после этого дружественные отношения будут более искренними и чистосердечными и сохранятся на долгое время, так что этим спокойствием и счастьем будут наслаждаться и наши потомки.

Перевёл губернский секретарь Сахаров.

1901 года, 3 февраля, г. Нингута».

В период «культурной революции» в Китае памятник Чичагову в Нингуте был варварски уничтожен. Во Владивостоке дубликат памятника был по неизвестным причинам расколот, и в настоящее время две его половинки стоят по разные стороны входа в одно из зданий Приморского краевого музея им. В.К. Арсеньева.

Участник трёх войн (Русско-турецкой 1877–1878 гг., похода в Китай 1900–1901 гг., Русско-японской 1904–1905 гг.), Н.М. Чичагов родился в 1852 г., окончил Пажеский корпус (1871) и Николаевскую академию Генерального штаба (1878). В должности начальника Заамурского округа Отдельного корпуса пограничной стражи прослужил с 1903 г. до неожиданной кончины в 1910 г.

Помимо орденов и медалей за Русско-японскую войну, был удостоен Высочайшей благодарности от Николая II: «…за вполне успешную и энергичную деятельность по охранению Восточной железной дороги, благодаря чему могло успешно завершиться сосредоточение Маньчжурской армии».

Во время очередной московской командировки я собирался зайти в редакцию журнала «Родина», в котором была опубликована статья о нашем университете. Редакция располагалась на Новом Арбате, в самом последнем от станции метро высотном здании-«книжке».

Решив свои дела в издательстве, я задумал пройтись по Старому Арбату, но из-за развернувшегося в этом районе строительства довольно долго выбирался из лабиринта узких арбатских переулочков. Заглянув в несколько антикварных магазинов, я надолго застрял в одном из них и перелопатил, наверное, целую гору открыток, разыскивая интересующие: о Владивостоке и Русско-японской войне. «Улов» был небогатым, и я с некоторым разочарованием двинулся было по дороге к станции метро. Неожиданно меня окликнул человек. Был он одет в лёгкую курточку, голову вершила незамысловатая, слегка надвинутая на лоб кепка, а лицо украшали густые с проседью усы.

– Извините, – тронул он меня за рукав, – я наблюдал за вами, когда вы отбирали открытки в букинистической лавке, и у меня есть для вас предложение. Кстати, меня зовут Евгений Михайлович, – представился он.

Я тоже назвался.

– Геннадий Петрович, я чувствую, что вы порядочный и увлечённый человек. А дело вот в чём…

И пока мы шли до станции метро, он поведал мне о том, что в его семье хранится набор открыток (примерно 100 штук) с письменными посланиями врача, работавшего в Харбине в период Русско-японской войны 1904–1905 гг. В завершение рассказа Евгений Михайлович предложил мне приобрести эту коллекцию, так как не хотел, чтобы она попала к перепродавцам. Когда он назвал цену, я невольно развёл руками. Таких средств у меня с собой не было, и мы договорились, что, будучи в следующей командировке, я обязательно с ним свяжусь. А пока он предложил посмотреть эти открытки вечером в гостинице, где я остановился.

Я легко согласился, потому что вылетал во Владивосток на следующий день, а вечер был свободным.

При встрече Евгений Михайлович рассказал немного о себе. Происходил он из интеллигентной семьи, в своё время закончил престижный технический вуз, работал в НИИ электроники, ну, а сейчас… Дойдя до этой части рассказа, он театрально развёл руками: «Жизнь заставляет заниматься и вот этим делом».

Тем временем я бережно перебирал открытки, запечатанные в целлофан, некоторые прочитывал, с трудом расшифровывая те или иные слова. Отметил про себя странную фамилию отправителя.

Потом были телефонные переговоры, и наконец, месяца через два после первой встречи я получил возможность работать с поистине бесценной перепиской, правда, односторонней.

Сначала меня одолевали сомнения: стоит ли публиковать сведения о частной жизни, вторгаться в чисто семейные отношения?* С одной стороны, из этических соображений вроде бы и непозволительно заглядывать в чужие письма, но, с другой точки зрения, необходимо принять во внимание, что всё-таки события эти случились сто лет тому назад, что впоследствии стало с семьёй военного врача – неизвестно, что эти сто лет переписка оказалась невостребованной и что собственником коллекции открыток в конце концов стал музей Дальневосточного технического университета.

Я получил эту коллекцию в субботу утром, бросил все дела, ещё раз прочитал необычную фамилию – Колли и, ничего не сказав родным, помчался в университет, где у меня в кабинете находилось 6 томов «Истории Русско-японской войны», выпущенной ещё в 1909 г. в Санкт-Петербурге.

Шестой том этого издания был посвящён участникам Русско-японской войны с фотографиями и некоторыми комментариями.

Влетев в кабинет, я начал лихорадочно просматривать книги, но шестого тома не обнаружил. Позвонил в музей, где находится фонд редкой книги и где, несмотря на субботу, работал директор музея, подготавливая очередную выставку, и предупредил о своём прибытии. Поднявшись по крутой лестнице (более 300 ступенек при неработающем фуникулёре), я, запыхавшись и отдуваясь, попросил открыть хранилище редких книг и ринулся к стеллажам.

В очередной раз пересматривая коллекцию открыток, я обратил внимание на две из них. На одной значилась фамилия В.А. Колли, на другой – Молоденков – доктор, фотографии которого на почтовых открытках отсылал домой В.А. Колли.

Так совпало, что обе открытки посвящёны Владивостоку.

Каким образом попали ко мне эти открытки, я думаю, не выясню уже никогда. Да, наверное, это и не главное. Но я ещё раз подивился возможностям его величества случая и известному выражению: «Ничего случайного не бывает».

Обе открытки имеют прямое и непосредственное отношение к описываемым событиям и как бы завершают эту историю на оптимистической ноте: «Вот мы и дома!»

Есть какая-то логика в том, что завершают историю открытки, посвящённые Владивостоку, обозначая исторический треугольник Харбин – Москва – Владивосток.

В заключение этой истории хочу заметить, почему меня заинтересовала фамилия Колли. Дело в том, что колли – это порода шотландских овчарок. С началом Русско-японской войны российское посольство в Лондоне обратилось к признанному авторитету в области военной кинологии полковнику Э. Ричардсону с просьбой оказать помощь в обеспечении русской армии санитарными собаками. Просьба была охотно выполнена, и только за год боевых действий в русской армии содержались более тысячи дрессированных по различным службам собак. Собаки-связисты доставляли тысячи донесений, а четвероногие санитары спасали жизни сотням раненых бойцов, не только разыскивая пострадавших, но и доставляя им аптечки. Лучшими разыскниками-санитарами в действующей армии считали шотландских овчарок колли. Среди них особенно прославилась колли по кличке Каро, которая обнаружила и спасла от смерти 37 солдат и офицеров. В декабре 2005 года, когда я заканчивал подготовку рукописи этой книги к изданию, весь азиатский мир готовился встречать Новый год по восточному календарю – год Собаки. Знаковый год!