Наталья Соловьева - На берегу Тьмы [litres]

– Нарочный из Старицы прискакал – указ на площади зачитывал. А чего зачитывать? – сплюнул Ермолай. – Одни старики с детями в Бернове сидять. Мужики с бабами на сенокосе сейчас.

Как назло, Николай и Александр тоже уехали в поле.

– Ты скачи, Ермолка, барина с управляющим найди, им скажи, – попросила Агафья. Когда Ермолай вышел, завыла: – Ох, чуяло мое сердце беду! Ох, останемся мы сиротинками! Ох, правду старцы сказали!

– Что делать-то, Агаша? – тоже начала всхлипывать Катерина.

Вид плачущей Катерины на последних неделях срока привел кухарку в чувство. Еще разродится со страху, не дай Бог. Агафья встала и закрыла чугунными крышками горелки:

– Ты давай успокойся, милая, не про то забота твоя. Про ребятеночка свого думай. А мужики сами разберутся. Вот Николай Иваныч приедет и все нам правильно скажет.

Пришла, утираясь платком, заплаканная Клопиха:

– Ох, беда! Мужиков наших на смерть отправляем!

– Ты чего городишь-то, – вмешалась кухарка, показывая на Катерину, – может, и обойдется как-нибудь. Уж царь-батюшка наш не допустит погибели своих ребятушек-то.

– Ох, мой Васенька! – не унималась Клопиха. – Не пущу!

Григорий Иванович зашел на кухню, отрезал себе ломоть хлеба и сказал:

– А я поручаю себя Царице Небесной. Хочу пострадать за веру святую, за царя-батюшку и родимую мать-землю русскую, за православный наш народ. Пострадать, да и помереть в сражении. Не поминайте лихом, – с этими словами он поклонился и ушел – поехал в Старицу.

Вскоре во дворе заржали лошади: прискакали Николай с Александром. Александр стремительно вбежал на кухню и обнял Катерину:

– Катя, родная, иду отечество защищать! Пора!

Катерина опешила:

– Неужто ты поедешь, не дождавшись родов? А убьют тебя, так и не узнаешь, кто у тебя, сын или дочь?

– Так ведь всеобщая мобилизация, Катя, война, как же можно!

Николай, который пришел после Александра, вмешался, стал успокаивать Катерину:

– Поедем завтра в Старицу – может, и не мобилизуют, – у него после окончания университета отсрочка, к тому же единственный кормилец в семье.

– Как? Сидеть и трусливо штаны протирать, пока другие воюют? – встрепенулся Александр.

– Во-первых, нечего горячку пороть, может, мы немца напугаем, и не будет никакой войны, а во-вторых, у нас сенокос сейчас – об этом тоже надо подумать. Чем лошадей на войне кормить, воздухом? Не будет сена – не будет и победы, кавалерия воевать не сможет. Делай каждый свое дело! И вы все не ревите! – начал выходить из себя Николай. – Что тут? – он подошел к столу, на котором стояла еще горячая сковорода с ароматным вишневым вареньем. – Вот и варите, запасайтесь на зиму!

– Барин, а старцы-то все знали – быть войне-то, – запричитала Агафья.

– Чему быть – того не миновать, – отрезал Николай. – Немца побьем, и все! Не реви, – он подошел к Агафье и обнял ее за плечи.

Катерина, бледная, в оцепенении, сидела на лаве. Слезы куда-то пропали. В один миг ее счастье исчезло. Неужто останется совсем одна? Как выдержать такое горе? Муж уйдет воевать. А что, как ребенок сиротой вырастет, так и не увидит своего отца? Катерина почувствовала, как дитя неистово забилось у нее под сердцем, как будто услышав ее горестные мысли. Катерина стала ласково гладить живот, но резкая боль обхватила поясницу и тут же теплая вода потекла у нее между ног на пол.

– Саша!

Александр бросился успокаивать жену:

– Не бойся, я дождусь, не оставлю тебя.

– Уже, уже началось!

– Как? – испугался Александр. – Что же делать?

Агафья опомнилась первой:

– Ну вот, напужали бедную! Рожает раньше срока! Повитуху нужно! Ермолай! Ехай за ей!

Ермолай, занятый мыслями, мобилизуют его по возрасту или нет, больше всего хотел сейчас выпить, а не мчаться опять через все село:

– За кем ехать?

– Мы с Егоровной договорились. Скорей! Да смотри не говори, что Катька рожает! Скажи, пусть приходит – лошадь обещалась посмотреть. – Агафья стала растирать спину у стонущей Катерины.

– Какую лошадь? – не понял Ермолай.

– Скажи Егоровне, что лошадь нужно посмотреть – она поймет!

– Да что сделается от родов бабе? Хоть корова вырасти у ней в пузе – и та выскочит, – с досадой сплюнул Ермолай и поехал за повитухой.

Николай, хладнокровно воспринявший весть о войне, в первые минуты схваток Катерины тоже растерялся. Сейчас, после слов Ермолая, опомнился, засуетился:

– Черт! И Петр Петрович как раз в Старицу поехал. Давайте-ка ее наверх, в мою спальню.

Катерина, хоть и мучилась от боли, стала противиться:

– Нет, Саша, вези меня домой!

– Куда? Ты еще по дороге, не дай Бог, родишь!

– Неудобно это! – Мысль о том, чтобы рожать в постели Николая, показалась ей противоестественной, дикой.

– Ничего, как барыня рожать будешь, – успокаивала Агафья.

Николай подхватил ее под одну руку, Александр – под вторую, и мужчины повели стонущую Катерину в спальню.

Со словами: «Помогай, Бог, трудиться!» скоро пришла Егоровна. Николай и Александр вышли, оставив Катерину с повитухой и Агафьей.

Катерину переодели в чистую рубаху, распустили волосы и дали выпить крещенской воды. Клопиха помогать в родах не пошла, но, сама мать, сжалившись над страданиями роженицы, зажгла во всем доме перед иконами Сретенские и Пасхальные свечи. Детей приказала увести в дальний конец дома.

– Эх, бабья мука. – Егоровна начала растирать живот и спину Катерины коровьим маслом. Зажгла в изголовье веточку полыни.

Николай с Александром отправились дожидаться в кабинет, но и туда из спальни явственно доносились крики Катерины. Каждый раз лицо Александра искажалось:

– Не могу это слышать. Все я виноват!

Николай спокойно принес водки, налил, заставил Александра выпить и закусить огурцом.

– Бедная Катенька, жена моя, – заплакал Александр.

Николай достал портсигар, закурил и подошел к окну. Боялся, что Александр догадается о его чувствах: он готов был бежать к Катерине, помогать ей, держать за руку.

Катерина кричала. Было слышно, как ее под руки, что-то приговаривая, водили по комнате. «Ты все равно потеряешь его», – зловеще стучали в ее ушах слова ведьмы.

– Господи, возьми меня, меня, грешную, но спаси его! – взмолилась Катерина.

– Отоприте все замки, откройте двери! – распорядилась Клопиха, прибежавшая на крик.

Александр с Николаем бросились открывать все сундуки, шкафы и двери в усадьбе.

Было за полночь. Роды затягивались – ребенок не появлялся. В кабинет пришла измученная Агафья:

– Ехайте к батюшке – пусть Царские врата откроет и молебны прочитает святым Варваре и Катерине.

Александр в забытьи сидел за столом. Николай подхватился:

– Я сам, ты тут оставайся!

Николай понимал: если повитуха попросила открыть Царские врата, да еще посреди ночи, дело плохо – Катерина не могла разродиться.