Наталья Соловьева - На берегу Тьмы [litres]

В усадьбу приходили и другие новости. Стало известно, что Петр Петрович Сергеев, едва успев обустроить больницу и оставив ее на старого фельдшера, служил теперь вольноопределяющимся на военно-полевом поезде. Вера Юргенева, не дослушав проклятий матери, поехала в Старицу учиться на сестру милосердия на курсы, организованные Губернским комитетом Всероссийского Земского союза совместно с местным отделением Общества Красного Креста. Очень скоро она отправилась на фронт и, представившись женой, отыскала Петра Петровича. До конца войны они работали на военно-полевом поезде и жили, невенчанные, не скрываясь больше, как муж и жена.

Пришла похоронка на Ваську, сына Клопихи, который в первые дни призыва, пьяный, бахвалясь перед товарищами, не попрощавшись с матерью, записался добровольцем. Бахвальство его и сгубило в первом же бою: побежал под пули – думал, что заговоренный и ничего ему не будет, как всегда. Клопиха голосила три дня, а потом помешалась – никого не узнавала, звала Ваську. Ее забрала к себе дочь, которая вышла замуж и уехала в соседнее Щелкачево.

Анна Ивановна и Левитин к началу войны жили в Париже, не имели возможности пересечь линию фронта, и Николай больше всего переживал о судьбе детей, которых ему предстояло оставить на попечение старухи-матери в Малинниках.

Николай знал уже, что в октябре в следующий призыв его, скорее всего, мобилизуют. С Балтики приходили вести о том, что достроены новые линкоры, о немецких подлодках, создании минных заграждений против них. Кому, как не ему, офицеру, который воевал при Порт-Артуре на минном катере, применять свой опыт на Балтийском море?

Большинство работ на полях к концу сентября закончилось: убрали свекловицу, начали молотить хлеб, скосили отаву, вспахали поля под яровые, вывезли навоз, заложили силосы. Мужики, те, кто не ушел в первые месяцы войны, все еще оставались в деревне и охотно нанимались работать в поле.

В конце сентября Николай позвал к себе Катерину. Оставив Сашу с Агафьей, она с тяжелым сердцем вошла в кабинет:

– Слушаю, Николай Иванович.

– Ты присядь лучше. – Николай указал ей на кресло. То самое, где она сидела раньше, тогда, во время их уроков. Катерина поежилась, отгоняя от себя воспоминания, но села.

– У меня разговор к тебе, Катерина, – продолжал Николай.

– С Сашей что? Письмо? – всполошилась Катерина.

– Нет-нет, никакого письма, я о другом.

– Понимаю, я лишний рот, в тягость всем. Работать толком не работаю.

– Кто сказал тебе это? Кто выдумал?

– Клопиха.

– Клопиха, сама знаешь, – помешалась, не в себе. Что слушать ее?

– Это она еще раньше говорила, до того, как…

– Послушай, ты жена солдата, мать. Но…

– Я сегодня же вернусь на хутор – уже решила.

– Нет, Катерина, я хочу, чтобы ты осталась и управляла усадьбой, пока меня не будет.

– Как не будет? Да как же? Я?

– Ты. Больше некому.

– Шутите вы, Николай Иванович, не иначе!

– Нет, Катерина. Меня в октябре призовут, я точно знаю. Детей матери в Малинники отвезу, а тебе хозяйство оставлю.

– Да я же не знаю ничего, неграмотная я, да и Саша у меня на руках. Оставьте Ермолаю или еще кому из мужиков.

– Не могу. Кого призовут, кто пьет, а кто и нарочно все загубит. Кроме тебя, некому, Катерина. Мать старая уже, а вот Павел поможет тебе – я поговорил с ним.

– Да кто же меня слушать станет, управляющего в юбке?

– Будут слушать. Времена тяжелые грядут. Тем, кто останется, работа понадобится. Главное, чтобы не всех на фронт забрали. А там уж будь как будет.

– Не справлюсь я, подведу вас.

– Прошу тебя. Не могу допустить, чтобы здесь все погибло, понимаешь? Это дом и земля моих предков, моего отца, деда, прадеда. Меня могут убить на этой войне, да и, скорее всего, убьют. Но я хочу уходить и знать, что здесь, дома, все по-прежнему. Что здесь пашут, сеют и жнут, как это было здесь век назад. Что после войны сюда смогут вернуться мои дети, расти здесь, взрослеть, жениться, рожать своих детей. Понимаешь? Только ты можешь справиться. Знаю, страшно, но уверен в тебе – я знаю тебя лучше тебя самой!

– Не говорите так.

– Всегда говорил это, Катерина. И сейчас повторю.

Катерина встала, собираясь уйти. Николай поспешно остановил ее:

– Нет-нет, останься – тебе нечего бояться. Я не забыл, что ты любишь мужа и не нарушишь своей верности. Да и мне это ни к чему – еще тяжелее будет уходить, зная… Впрочем, опять не о том. Соглашайся, прошу тебя.

– Как я могу? На то муж мой согласие должен давать. Как он скажет – так и будет.

– Так ведь он согласен!

– Как так?

– Да вот, смотри – письмо его. Вот он пишет. – И Николай стал зачитывать письмо Александра: – «…На все воля ваша, Николай Иванович. Если вы считаете, что Катя сможет управлять, то пусть управляет. Все лучше, чем пьяный Никифор или вор Лука».

– Правда так написал? Когда?

– Правда. Вот смотри. – Николай протянул ей письмо. – Это он мне еще из Твери на письмо мое ответил. Я все ждал, как события повернутся.

– Вы же знаете, что я не смогу прочесть.

– Тогда поверь мне – это его слова. А насчет грамотности… Ты же помнишь, что мы выучили тогда? Печатные буквы? Слоги?

Катерина замялась.

– Помню.

– Так вот я буду писать тебе по-простому, печатными буквами. И ты мне так же отвечай.

– Хорошо, барин.

Николай улыбнулся:

– Рад, что ты согласилась. Слава Богу.

– Вы ведь не просто так помогаете, да?

– Что ты имеешь в виду?

– Вы хотите, чтоб я в усадьбе оставалась: знаете, что все Сашины деньги ушли на покупку хутора и что на одно пособие нам с сыном не выжить.

– Нет-нет, даже не думал об этом!

– Я не забуду того никогда.

Сердце Катерины сжалось. Она понимала, что, возможно, никогда больше не увидит Николая. Того, кто так много значил в ее жизни, больше, чем она сама хотела. Николай стоял совсем близко – до Катерины доносился запах знакомого одеколона. Она видела, как он взволнован, ждет чего-то. Чего же? Да, конечно, им нужно попрощаться. Но как? Как барин и работница? Это было бы правильно. Но ее непреодолимо тянуло к нему, хотелось, чтобы он обнял, как раньше. Хотелось почувствовать себя защищенной от невзгод, в безопасности. Но в то же время она боялась: не разожжет ли это страсть, которая, как она чувствовала, все еще тлела между ними?

Катерина медленно подошла к Николаю и протянула свою руку. Он в ответ подал свою, но не выдержал и притянул Катерину к себе:

– Девочка ты моя, моя бедная девочка. Я знаю, ты выдержишь, ты все выдержишь.

Наступало время кормления, и Катерина почувствовала, как прибывает молоко, проступает, расползается своими щупальцами под платьем зловещим пятном. Еще немного, и она намочит им его китель. Катерина заплакала – нужно уйти, оторваться от него, но не было сил. Она почувствовала, что готова умереть здесь и сейчас, лишь бы остаться стоять вот так, в объятиях Николая.