Владимир Короткевич - Предыстория

Ян находился в сырой безопасной лощинке почти у самого леса, но не мог удержаться, чтобы не выйти из нее, наблюдая за происходящим. «Пакканы» смотрели в коноплю, но не могли видеть того, что видел Ян. А он видел, как с противоположного конца черт знает почему неубранного поля выскочил человек и сполз на четвереньках в лозовые кусты придорожной канавы. Качнулись пару раз верхушки кустов и все стихло. «Упустили, сволочи, — подумал Ян, — ну и дьявол с вами». Его симпатии, как это почти всегда бывает с посторонними наблюдателями, были на стороне преследуемого. «Пакканы» окончательно потеряли след, но приняли, наконец, верное решение: они начали обходить поле, потом двое из тех, что отъехали к лесу, бросились наперерез к опушке, а остальные с шумом пустились полукольцом ко рву.

Ян понял, что ему нельзя больше стоять так открыто, и сел у ног лошади, чутко вслушиваясь в то, что происходит.

Яну Косе не повезло. Как только он выбрался из реки, его почти сразу заметил сторож барской усадьбы, и Коса понял, что ждать ему тут больше нечего: был один путь, правда, очень опасный, но для него единственный.

Коса решил кое-как продраться через помещичий Полянский край и пройти к родным в Жину, где при случае легко можно будет поднять крестьян на новый бунт, а в случае неудачи уйти, отсидеться в дебрях и болотах лесной Боровины. Коса так и сделал, но наверху сидели люди тоже умные, понимающие, куда должен был бежать узник. Не успел Коса дойти до первых лесных островков, как за ним по всем дорогам, ведущим на север, были пущены две сотни «пакканов». Наглеца хотели наказать в пример другим, поймать во что бы то ни стало и казнить такой страшной казнью, чтобы никто больше не захотел пытаться бежать. «Пакканы» настигли его полтора часа назад, он метался, как загнанный в нору зверь, но до сих пор благополучно избегал всех ловушек конных жандармов и неуклонно приближался к лесу, обещавшему ему спасение. Но гонка делала свое. Несмотря на ловкость и силу, он совершенно ослаб. Ему казалось неслыханным то, что он, пытанный и битый, вынес все то, что произошло за последние двадцать часов. Он с трудом ускользнул от облавы, учиненной «пакканами» и шляхтой в двух верстах отсюда.

Он бежит, его ноги изранены: обувь он давно скинул, она мешала быстро бежать, лицо в поту. Только в конопле он смог немного отдышаться и полежать среди желтых стеблей и зеленой молодой поросли. Они проехали один раз в какой-нибудь сажени от него. Остановились и смотрели — не шелохнется ли где-нибудь конопля. Еще хуже была безоружность. Под рукой не было ничего, кроме короткой и легкой дубинки, — что это могло значить перед пистолетами жандармов. Вдруг позади себя Коса услышал легкий треск. Он оглянулся: за ним ползла густая кисея удушливого дыма и уже мелькали вдалеке крохотные язычки огня. Коса понял, что он изжарится живьем, если не выскочит. В эту минуту у него в голове промелькнуло гениальное и простое решение. Он был почти на опушке зарослей. Если удастся проскользнуть в канаву, значит, у него два пути: один — пробраться по канаве к лесу, если же его перережут, то можно пробраться в лощину. Коса видел, как туда скользнул какой-то всадник. «Мещанин чертов, дрожит за свою шкуру. Хочет пересидеть в норе, когда кругом заваривается каша».

Тут же пришло новое решение: в случае, если отрежут путь, пробраться в лощину, обезвредить этого каплуна, отнять лошадь, проехать лощиной до конца и галопом ускакать в лес, а там пусть его догонят эти чертовы ищейки на своих взмыленных гонкой лошадях. Неприятна, конечно, лишняя кровь, но что же поделаешь. В конце концов, лучше падаль из мещанина, чем из порядочного бандита. Коса задыхался, огонь все ближе подбирался к нему, лизал сухую траву у самых ног. Медлить было нельзя, и Коса кинулся, согнувшись, бежать. Он оглянулся («пакканов» отсюда не было видно) и свалился вниз головой в канаву. Пробежал по направлению к лесу саженей пятьдесят, и тут дружный вопль дал понять, что он обнаружен. В голове пронесся обрывок мысли: «Теперь в лощину. Иначе крышка». Коса, петляя в ложбинах и канавах, начал пробираться к лощине. Наконец-то… кусты.

Он вышел из кустов и остановился, наполовину скрытый в листве. В сырой лощине с густой порослью травы, сырой и ядовито-зеленой, он увидел стоящую смирно вороную лошадку и рядом с нею красивого парня, довольно сильного на вид и хорошо одетого, который сидел на траве и равнодушно кусал травинку. Он заметил кучи камня и хвороста, лежавшего там и сям по ложбинке, густую поросль кустов на склонах, сухое жерло оврага сбоку, куда его хотели загнать. Он пригнулся и начал осторожно подкрадываться к сидящему. Хрустнул под его ногой сучок, он метнулся в сторону, но было поздно — парень заметил его. В ту же минуту Коса выпрямился и метнул свою дубинку в голову парня.

Ян поднял голову, услышав шум, и глаза его встретились с чьими-то дикими глазами на лице, заросшем густой бородой. Ян в тревоге поднялся, глаза бородатого блеснули, в лице появилось какое-то странное выражение и в ту же минуту из кустов фыркнула палка, Ян отскочил, но она больно зацепила его плечо. Он не успел очухаться, как какой-то человек в лохмотьях выскочил из кустов, кинулся ему под ноги и, когда Ян свалился на землю, — поднялся быстрее кошки и навалился на него всей тяжестью тела.

В ту же минуту Ян, движимый инстинктом самосохранения, схватил человека за горло. Тот укусил его за руку, вскрикнул и ударил Яна в лицо.

Ян вывернулся, и оба, грубо ругаясь, покатились по земле, осыпая друг друга ударами. Человек угодил Яну в переносицу, хлынула кровь, потекли из глаз слезы, но он оправился и ударил оборванца в подбородок, тот сразу обмяк и на минуту потерял сознание.

Ян успел подобрать выпавший из-за пояса во время драки пистолет и направил его на лежащего. Тот шевельнулся, застонал и сел. Дрожащим от боли и негодования голосом он крикнул: «Грабитель, разбойничья морда! Нападать на честных людей, скотина. Жандармы проворонили одного честного парня, но ничего — взамен они получат тебя».

Человек сел, рванул на груди остатки рубашки и свистящим шепотом произнес, вскрикнув на середине фразы:

— Ладно. Выдавай мстителя, шкура. Будь на стороне этой тронной сволочи. Да чего от вас, лавочников, и ждать. Скопидомы, кащеи несчастные, в белых перчатках убиваете, вешаете людей. Белоручки проклятые, выродки. — И он заплакал от обиды, глядя в черную дырку пистолета: — Стр-реляй, стерва!

Послышался близкий цокот копыт, а Коса все кричал:

— Стреляй, паскуда, мало я бил вашего брата при жизни, говно вы эдакое!

Толстый начальник «пакканов» Фокс, посланный в погоню самим начальником полиции, первым примчался на крик. За ним в лощину скатились еще двое «пакканов» и двое спешили от леса. Удивительная картина предстала их глазам: около лошади метался высокий парень с окровавленным лицом, потрясая кулаками. Возле него все носило следы ожесточенной борьбы. Он с криком бросился навстречу голубой форме: