Владимир Короткевич - Предыстория

И только управляющего как будто сдуло на вершину холма. Ян ехал быстро, ругая сам себя за то, что ввязался в эту авантюру. Он нещадно подгонял Струнку и скоро въехал в лес, оставив далеко позади себя поле с мужиками.

Ему казалось, что это было во сне. Все произошло слишком быстро. Как в калейдоскопе, сложилась диковинная фигура, и сразу стекла рассыпались.

И главное, он сам не узнавал в этом поступке себя, обычно такого выдержанного. Это все дуэль. «А что, если бы я убил кого-нибудь из ружья? Два человека за день — это было бы ужасно. Да, это все дуэль».

А крестьяне, глядя на его удаляющийся силуэт и на гайдуков, которые так и не решились подойти и теперь взбирались на холм, чтобы возвращаться восвояси, тихо говорили между собой:

— Нет, это, несомненно, бандит, хотя он и отрицает это, — сказал худой мужик. — Еще бы он стал признаваться. Их теперь вешают без суда и следствия. Но он все-таки бандит. Это ерунда, что он хорошо одет, — у них, у бандитов, одна радость — погулять да хорошо одеться, у бедных ребят. Но он все же бандит, он такой храбрый. Кто бы это еще смог так отхлестать нашего дракона по жирной заднице.

— И он благородный, — сказала беременная женщина, — не уехал, не бросил нас, пока не напугал этих скотов. Он молодец.

— Он совсем как мой старший сынок, — сияя, сказала Пелагея. — Такой умный, хороший и такой красивый.

А девушка, смертельно усталая, с черными тенями на лице, сказала тепло (Яну, наверное, икалось):

— Такого и я бы смогла полюбить, хотя мне кажется, что я от этой работы так и отцвету, не успев влюбиться. Такой стройный, и глаза голубые, как небо. И так ловко сидит на коне. Храбрец, отчаянный парень. И какой красивый: губы красные, лицо белое… — И со вздохом прибавила: — Как картинка.

Струнка уносила Яна все дальше от места давешней драки, и скоро ему уже нечего было опасаться погони. Один раз он повстречал на дороге крестьянина, одетого в грубый полотняный мешок, раздвоенный снизу. Он, видимо, спешил куда-то, но увидев Яна, свернул с дороги и спрятался в высокой ржи, видимо, опасаясь хорошо одетого человека, у которого за плечами болталось громоздкое ружье. Яну опять хотелось пить, лесок он проехал быстро, но родника не нашел нигде. Вот капличка у самой дороги — не найдется ли здесь воды?

Яна встретил здоровенный монах в рясе, перетянутой по огромному животу веревкой. Ян с удивлением посмотрел на ражую фигуру и рожу монаха из той породы физиономий, о которых говорят: «Не хотел бы я встретиться с таким парнем ночью на лесной дороге». Этот здоровяк поднес Яну воды в единственном сосуде каплицы для причастия. Яна это поразило, и он взглянул на монаха с удивлением. Монах взял чашу и так же без единого слова двинулся опять в часовню. Потом вдруг обернулся и сказал:

— Езжайте поосторожнее и зарядите ружье, если оно не заряжено. Там на дороге сейчас опасно. Говорят, из Золана сбежал бандит. Только что тут проехал наряд стражи, и сейчас где-нибудь в поле идет настоящая травля. Этого парня словят, прежде чем он доберется до лесов.

— Я его не боюсь, да и что он мне может сделать, — ответил Ян.

— Оно, конечно, вам бояться нечего, — бросил монах, осматривая вооруженного человека и внутренне удивляясь тому, что этот бандит так смело разъезжает по дороге, ни на кого не боясь нарваться. Ясно, что это не богач, раз едет без охраны, не боясь бандитов. Значит, сам бандит. И он добавил: — Ежели вас когда-нибудь подстрелят, обращайтесь ко мне. Спросите тогда капеллана Антония Силу. Я знаю травы и быстро поставлю вас на ноги.

Ян поблагодарил, не понимая, к чему клонит монах, и поехал дальше.

Дорога была не прямой, чувствовалось приближение лесов, она петляла между волчьих оврагов с отвесными стенами, между лесных островков. Людей здесь попадалось меньше. Ян отдохнул немного под одиноким деревом, перекусил и подкормил Струнку, хотя она и не выглядела усталой.

Солнце клонилось к вечеру. Нужно было поскорее отправляться в путь, чтобы успеть проехать большой лес, черневший на горизонте, и попасть куда-нибудь на ночлег, пока не совсем стемнело.

Отдохнувшая Струнка бодро перебирала ногами, и Ян надеялся на скорый отдых в какой-нибудь корчме. Это было бы очень кстати. От почти бессонной ночи, от волнений нынешнего утра, от долгой и тряской дороги он почувствовал тяжелую, как свинец, усталость. Голова сама клонилась книзу как налитая чем-то тяжелым, слипались веки, и он сам не заметил, как задремал в седле.

Струнка продолжала бежать ровной рысью. Порой Ян приподнимал голову, осматривался из-под тяжелых век и снова ронял ее на грудь. Сквозь сон он слышал какой-то хруст. Его размышления прервал выстрел, и ему в душу сразу пахнуло чем-то холодным и тревожным. Показалось было, что за ним гонятся. В памяти возникло оскаленное лицо Гая Рингенау, и он вздрогнул от того тупого страха, который сковывает сердце во сне. Выстрел повторился.

Ян поднял голову и осмотрелся. Он почти подъехал к лесу, кругом никого не было видно. Ян осмотрелся еще раз. В это время на бугор слева взметнулся человек и опрометью кинулся в прошлогоднюю сухую коноплю. И еще на мгновение поднялась из конопли его голова и сразу нырнула вниз, как будто человека ударили чем-то по голове. Ян погнал лошадь быстрее, стараясь поскорее добраться до леса. Прошла минута, другая. На бугор выскочило с полдесятка всадников, один из них что-то крикнул, и трое всадников из отряда поскакали к лесу, а двое бросились в высокие заросли конопли. Ян осмотрелся: ясно, что человек был отрезан от леса, но куда они его направляют?

Кругом было чистое поле, только в правой стороне дороги виднелся длинный овраг с белым от глины и песка дном и совершенно отвесными стенами. «Ага, ясно, — подумал Ян, — этого несчастного хотят загнать в овраг и там, как в мышеловке, накрыть. Бежать быстро, как всадники, он не сможет, выбраться — тоже. Овраг тянется далеко, и ясно, ему крышка». Ян сам находился в положении преследуемого, хотя за ним и не гнались по пятам, и поэтому знал, как бывает сладко, когда не чувствуешь себя вольно. И именно по этой причине ему следовало сейчас уйти отсюда, найти какое-нибудь укромное местечко и пересидеть погоню, чтобы не попасться самому. «Пакканы» были недалеко, они гнали разгоряченных коней и держали наготове пистолеты. Ох, как их Ян сейчас ненавидел. Жандармы! Сволочи голубые. Недаром их звали «пакканами», что означало «крупная собака».

Но вот там что-то произошло, «пакканы» сбились в кучку — они, очевидно, потеряли след человека. Потом один из них слез с коня и начал что-то делать в конопле. Ян понял, что это такое, только тогда, когда из прошлогодних сухих стеблей повалил дым и взметнулось пламя. Ага, эти сволочи его выкуривают.