Сергей Арно - Фредерик Рюйш и его дети [Гид по ранним коллекциям Кунсткамеры] [litres]

– Дядя Сережа, – негромко проговорила Марина, беря меня за руку, – кто же этот бардак убирать будет?

Я пожал плечами. Слова девушки вырвали меня из оцепенения.

– Здесь ничего трогать не будем, пойдем сейчас ко мне, – сказал я, решительно поворачиваясь, взял девушку за руку вышел из квартиры.

Мы сидели в гостиной за большим столом со стеклянной столешницей молча.

Марина курила, стряхивая пепел мимо пепельницы, я смотрел в сторону. То, что произошло, окончательно выбило меня из равновесия. Значит, девушка говорила правду, а я подумал черт-те что… Нужно срочно что-нибудь предпринять.

– Почему ты сказала, что вызывала милицию? – спросил я.

– Вы, дядя Сережа, не обижайтесь, но мама велела, чтобы я никому не говорила, кроме вас. Ну, а раз вы не знали ни о чем, я и растерялась.

– Теперь хоть понятно, как нужно действовать.

– Как? – девушка затушила сигарету и закурила новую.

Я поднялся, взял с базы телефонную трубку.

– Очень просто, – я протянул ей трубку. – Ты исправляешь телефон, потом я звоню Николаю Николаевичу, они присылают опергруппу, осматривают квартиру, снимают отпечатки и начинают искать твою маму. Понятно?

– Понятно, – девушка улыбнулась как-то натужно. – Но, по-моему, не стоит вмешивать сюда милицию, сами разберемся.

– Какое «сами»?! – воскликнул я рассерженно: терпеть не могу запаха хабариков, я встал, взял пепельницу и отнес в туалет вытряхнуть в унитаз. – Ты хоть понимаешь, что это дело профессионалов, – вернувшись, сказал я. – Что мы с тобой сделаем!? Это в американских фильмах Шварценеггер всех побеждает. Где мы твою маму искать будем? Да и Шварценеггера где возьмем? И не забывай: ты свидетельница. Может быть, тебе придется в милиции пока пожить, или где они там свидетелей прячут.

– В пятизвездочном отеле они свидетелей прячут… Ну, может быть, я у вас останусь, как мама сказала.

– Послушай, Мариночка, – я сел напротив и, насколько возможно, приблизился через стол к девушке, – у меня тебе находиться опасно, они, возможно, будут тебя искать. И вообще, с каких это пор ты маму слушаться стала?

– Ну, кто догадается меня у вас искать? Будут по родственникам, по друзьям разыскивать.

Пожалуй, в ее словах был резон. Что могут ей предложить в милиции? Отдельную камеру. А так она недалеко от своей квартиры, да и мать знает, как с ней связаться в случае чего. Не зря же она велела ей ко мне идти.

– Ну ладно, оставайся у меня, а там посмотрим.

Марина улыбнулась, но тут же подавила свою улыбку, хотя по глазам было видно, что она очень довольна.

– А чего ты так радуешься? – спросил я, глядя на ее довольную физиономию. – Милицию все равно подключать нужно. Тут профессионалы должны работать.

Я оставил Марину дома, а сам отправился в милицию к Николаю Николаевичу. Друзьями мы не были, скорее старыми знакомыми, наши жены дружили со школы.

Выходя из дома, я оглядывался и испытывал сильное подозрение к каждому встречному прохожему и, пока дошел до отделения, изрядно утомился.

Мы проговорили с Николаем Николаевичем около часа. Он обещал делом этим заняться прямо сейчас. Выслал опергруппу на место преступления и одобрил мое предложение, чтобы девушка пожила пока у меня, но сказал, что с ней обязательно нужно будет побеседовать и составить фотороботы похитителей, посоветовав быть поосторожнее.

Марину пришлось уговаривать отправиться в отделение милиции для составления фоторобота, и только к вечеру она согласилась. Я проводил ее, прождав около двух часов. Когда мы вернулись домой, я пошел в кабинет за компьютер: нужно было продолжать роман. Марина между тем отправилась в кухню готовить ужин.

Через час она постучалась ко мне в кабинет.

– Дядя Сережа, вас можно отвлечь?.. Ужин готов.

Как-то мило это прозвучало «вас можно отвлечь?»! Давно никто не говорил со мной так мило, с тех пор, как уехала жена… да, пожалуй, и она не говорила.

Я вышел в комнату и остановился на пороге. Из музыкального центра доносилась органная музыка, мои любимые токкаты Баха. Стол был сервирован, посредине стояла откуда-то взявшаяся бутылка вина, горели свечи… Прямо романтический ужин.

В загадочном мерцании свечей Марина выглядела пугающе очаровательно, хотя на ней и был атласный голубой халат, но в полумраке он выглядел вечерним платьем. Волосы она убрала назад, открыв лицо, и это лицо поразило и смутило меня.

– А что это за праздник сегодня? – прокашлявшись от некоторой неловкости, проговорил я, озирая обстановку.

– Просто захотелось поужинать с удовольствием, – сказала Марина. А вам, дядя Сережа, не нравится?

– Да нет, отчего же. Очень мило, я тут отвык от сервиса, одичал немного, – проговорил я, садясь за стол. – А вино откуда? – я взял бутылку в руки. – Ладно, я понимаю, что ты взяла первую попавшуюся кассету и поставила в музыкальный центр, – говорил я, открывая штопором бутылку вина, но откуда ты могла узнать, что я люблю «Хванчкару», можно сказать, с детства, да и вообще… Откуда взяла эту бутылку?

– Можно я не буду отвечать на эти вопросы? У меня тоже есть маленькие тайны.

Марина закурила сигарету и выпустила тоненькую струйку дыма. Она курила, элегантно держа сигарету между средним и указательным пальцами. Как все-таки красиво, когда курит женщина. Зря моя жена курить бросила. Сколько, оказывается, достоинства и, пожалуй, даже элегантности было в этой девушке. Как я не замечал этого раньше? Я налил в бокалы вино.

– Давай выпьем за то, чтобы твоя мама поскорее нашлась и чтобы ей не сделали ничего плохого, – поднял я бокал.

– Найдется, – уверенно сказала Марина, глядя на меня голубыми глазами.

Мы выпили. Оказалось, что готовила Марина вкусно, во всяком случае, из того, что разыскала у меня в холодильнике. В другой раз я, конечно, отпустил бы какую-нибудь неуместную шутку по поводу того, что не рановато ли ей пить вино в мужском обществе и разрешает ли ей пить вино мама? Или еще что-нибудь в этом роде. Но сейчас, глядя через стол на Марину, не хотелось говорить ерунды, хотелось говорить глупости. Что-то поднималось внутри мальчишеское, неуемное, давно и накрепко забытое. Хотелось шалить, бузить, не только говорить, но и делать глупости… Вино, что ли, так действовало?..

Но я удерживался, изо всех сил удерживался. Я человек все-таки разумный и должен соблюдать… себя в руках. В глазах девушки я видел веселые огоньки… Черт, почему мы не в одном возрасте? Хотя мне сейчас казалось, что в одном. То ли она поднялась до моего возраста, то ли я опустился до ее. Но мне же не пятьдесят, я как раз на рубеже между сорока и пятьюдесятью. Как писал Виктор Гюго, «Сорок – старость молодости, а пятьдесят – молодость старости». Марина смеялась и, сев за фортепиано, спела несколько песенок и даже мой любимый романс…