Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Да тут охота, кажется…

– Видать, дичь чью-то спугнули, помешали, – сказал Кехсэй-Сабарах, пристально следя за тем, как стремительно скачет в их сторону какой-то молодой человек, судя по одежде – порученец.

– Видно, ханские… Что же делать, может, съездишь, умилостивишь их? – сказал Кучулук.

– Конечно, могу и я… Но подумай сам, если его приближенные станут рассказывать ему, что ты, расстроив большую охоту, направил к ним какого-то своего слугу… Не сочтет ли он это за пренебрежение?

– Да? Что ж, тогда поехали вместе… – Кучулук подстегнул и направил коня навстречу всаднику, к людям, увиденным в долине, отсюда казавшимся зернышками разноцветного проса.

Предположения старого человека оказались правильными. Как выяснилось, они поневоле прервали охоту самой Кунхуй-хотун – младшей дочери гур хана Элия Дюлюкю.

Хотун встретила их гневно, раскосо-продолговатые глаза ее так и сверкали, метали молнии. Но при виде молодого хана, почти сверстника своего, заранее виновато опустившего голову, в глазах ее черных замелькали озорные огоньки.

– Великая моя Хотун, не сердись, смени гнев на милость. Мы спускались сверху по вызову гур хана… Не заметили вашу облаву, ненароком перешли вам дорогу… – До сих пор мало перед кем тушевавшийся, Кучулук на этот раз почему-то смутился, не смел поднять глаза.

– Разве вы не знаете, что в окрестностях Ставки все обязаны ездить только по проезжим дорогам? Или вы, найманы, словно дикие звери, знаете только направление, бредете, куда глаза глядят?

– Да ведь здесь поблизости вроде не видно никаких дорог…

– Так вы, оказывается, вообще заплутали? – сказала хотун и махнула рукой на восток. – Дорогу найдете вон за тем холмом.

Каким-то чутьем поняв, что вот-вот ускользнет некий исключительно нужный им случай, Кехсэй-Сабарах опустился перед хотун на колено:

– Хотун моя! Грех обвинять невиновного…

– Хм… А это еще кто такой? – Хотун не понравилось, что кто-то со стороны вклинивается в разговор.

– Я старик Кехсэй-Сабарах.

– А-а…

– Хотун моя. Это я виноват, что увел хана в сторону от дороги, чтобы путь сократить… Если бы ты разрешила, я бы сейчас вернул сюда, к засаде, убежавшую дичь.

– Ну-ка!.. – Хотун оживилась. – Давайте тогда быстро в загон!

Кехсэй-Сабарах тут же повернул два сюна, и они поскакали галопом через гряду, только пыль поднялась.

Кучулука же, собравшегося было скакать вместе с ними, хотун остановила, оставила возле себя:

– Встань-ка сюда! Сейчас мы посмотрим на твою меткость, – и улыбнулась насмешливо, а потом, повернувшись к своим, велела: – Давайте, становитесь по своим местам. Сейчас мы увидим, умеют ли найманы загонять и стрелять дичину…

Кучулук послушно соскочил с коня, вручил поводья своему коннику. Встал на место, указанное хотун, шагах в десяти от нее, вытащил лук из колчана, выбрал из стрел три самые убойные – с большими раздвоенными наконечниками, две стрелы зажал между пальцами левой руки, третью положил на тетиву…

Поодаль за пригорком в ожидании конца охоты расположились кучкой костровые, готовщики еды с арбами, запряженными быками, с верблюдами, навьюченными вязанками нарубленных дров. Хотун время от времени властно отдавала какие-то распоряжения, и каждый раз порученцы на пегих конях ретиво мчались исполнять их.

«Кажется, весьма лютая хотун, даром что молоденькая девушка. А что будет, когда она войдет в силу?..» – поражался про себя Кучулук. Вот это девушка так девушка! И глаза ее излучали какой-то призывно-властный свет – такой, перед которым мало кто не опустил бы покорно своего взора…

Кучулук украдкой следил за каждым движением девушки, ловил каждое ее слово… И чем-то неуловимо она напоминала юноше его мать, несчастную Гурбесу-хотун, та тоже, когда была в силе, слыла надменной и своенравной…

А тут загомонили люди:

– Показались… Идут!..

– Ох, какие ладные, упитанные!

– А недалеко, оказывается, ушли. Значит, вон у того леса остановились, вот и удалось их там перехватить.

По склону горы, поросшему негустым лесом, в сторону стоящих в засаде охотников мчался вниз табунчик десятка в два-три куланов.

– Двадцать три… четыре… семь.

– Двадцать восемь…

– Не стрелять в прошлогодних телят и маток, – приказала хотун. – И ну-ка, тихо! Не шевелитесь!

Куланов, мчавшихся вдоль оврага, довернул в их сторону, спугнул, видать, предусмотрительно оставленный стариком в кустарнике найман, и те по пологому склону набежали на охотников, от топота копыт задрожала земля…

Добыли с десяток куланов.

Кучулук, стараясь не задеть детенышей и маток, первыми же стрелами свалил двух куланов, затем третьей, пущенной вслед убегающему стаду, добыл еще одного.

Прибежали готовщики пищи, стоявшие позади. Радостно начали свежевать, разделывать туши, тут же развели костры, начали варить еду.

– О, это какой же слепец матку подстрелил? – молвил один из стариков, переворачивая того самого кулана, что подстрелил Кучулук третьей стрелой.

– И вправду… К тому же жеребая, бедный детеныш вон еще бьется.

– Эх, скоро ожеребилась бы… Чья это стрела?

Первый старик выдернул стрелу, воткнувшуюся до середины, начал поворачивать так и этак, рассматривать, но хотун велела принести ее.

– Ну, убита так убита… что теперь делать? – резко прервала она старика, лишь глянув на стрелу. – Лучше пошевеливайтесь, скоро стемнеет.

В знак того, что разговор на этом закончен, хотун повелительно взмахнула ручкой.

Кучулук готов был провалиться от стыда сквозь землю, но земля под ногами была тверда. И в небо улетел бы, да далеко до него… Именно сейчас убедился он в справедливости этой давней поговорки. С единственной мыслью как можно скорее убраться отсюда, устремился было к своему коню, но в это время подъехал вспотевший Кехсэй-Сабарах, весьма довольный тем, что успешно справился с заданием.

– Как точно вы пригнали стадо, молодцы! – веселая, встретила его хотун и, повернувшись к своим людям, распорядилась: – Поторопитесь там с едой. Путники, наверное, проголодались, хотят есть. Неужели мы с такой добычей да отправим гостей, не угостив?!

– Да нет, чего мы будем торопиться? Если будет дозволено, можно было бы и переночевать здесь… – скороговоркой опередил Кехсэй-Сабарах замешкавшегося хана. – Ведь так, Кучулук-хан?

– Да, пожалуй… – вынужден был согласиться юноша. Пытаясь понять, почему это вдруг так разговорился обычно немногословный Кехсэй, недовольно покосился на него.

– Вот и хорошо! Давно уже мы в дороге, досыта и вдоволь не ели… – Кехсэй-Сабарах был необычно оживлен сейчас, скор в движениях. И, не получив отказа у хозяйки, позвал тойонов-сюняев и велел внизу в долине устроить стан.