Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– А на мой взгляд, человек он недальновидный, не способный сдерживать свои чувства, с короткими мыслями, потому и враждует со своими священниками.

– А мы? Я ведь тоже… Ведь мы расправились с Тэб-Тэнгри.

– Да это совсем другое… Совершенно другое! – Джэлмэ от неожиданности не сразу нашелся с ответом. – Он же не священник даже. Он обыкновенный шаман.

– Почему – другое? Все равно получилось, будто мы соперничаем с высшими силами…

– Э-э, нет. Разве этого вздорного шамана можно считать нашим посредником с Богом-Тэнгри? Одна спесь и глупость толкали его на такие безумные действия. Прикрываясь покровительством невидимых сил, на какое-то время завладел чувствами недалеких, темных людей, будоражил их, рвался к некой власти… Не было слышно до сих пор, чтобы хоть один шаман порывался вмешиваться в жизнь всего среднего мира, властвовать над всеми пытался. И потому получил по заслугам, хребет ему поделом переломили.

– Не знаю, не знаю… – хан посидел молча, отвернувшись, потом тихо заговорил: – Послушать тебя, так всё как надо получается. Но почему только мы должны быть правыми во всем? А может, большая часть правоты нашей – самообман, ошибочное суждение? Ведь быстро же находим ошибки в действиях других людей, стоит начать копаться, разбираться в частностях… А насчет себя самих что мы ни скажи, что ни подумай – все оказывается очень правильно и верно. Это, знаешь, плохая привычка. Ошибку надо вовремя признавать, только тогда можно ее исправить и на ней поучиться. И насчет Джамухи я не считаю, что правильно поступили. Нехорошо получилось. Несправедливо. И неправедно

– Можешь говорить что угодно, но я этого не принимаю. И Тэб-Тэнгри, и Джамуха получили по заслугам, и мы правильно с ними поступили. Если б оставили их в живых, неизвестно еще, что бы натворили они, действуя изнутри, – упрямо твердил Джэлмэ. – И какой кровью мы бы заплатили за это.

– За справедливость и крови не жалко… Да разве ты когда-нибудь признаешься в своих ошибках, недостатках? – Хан отвернулся. – Вряд ли кто может переубедить тебя. Ладно, оставим это безнадежное дело. Тебя не исправишь – да, может, и не надо… Что еще скажешь?

– По пути сюда купцы заезжали к кара-китаям.

– Ну и?..

– Поскольку все трое и раньше не раз бывали у них, торговали, то заметили сразу, что их прежде богатая, даже роскошная жизнь дала явную трещину. Гур хан Дюлюкю состарился совсем, стал искать себе замену. И купцы подтвердили, что тот самый наш молодец Кучулук действительно прибился к ним, женился на дочери гур хана Кункуй-хотун и на этом основании стал, ни много ни мало, сегуном…

– Это плохо… – Хан поднял взгляд, прицокнул языком. – Вы не поверили мне, а вон как оно обернулось.

– Если гур хан Дюлюкю взял в зятья такого непостоянного, бездумного человека, как Кучулук, который долго не задерживается на одном месте, да еще и сегуном его назначил, – значит, он на самом деле выжил из ума от старости.

– Одним словом, не получится у нас теперь с гур ханом достичь прежнего взаимопонимания, не будет мирного соседства, как раньше… Так что придется готовиться к войне и с кара-китаями, – сказал хан, огорченный новой незадачей. – А не хотелось бы.

– Ничего не поделаешь. Вот последствия нашего промедления. Надо было еще тогда до конца преследовать найманские остатки, вернуть тех, кто мог и хотел вернуться, а непримиримых истребить до одного. А Кучулук – из последних, из упертых…

– Но вот кто бы мог предположить такой оборот событий? Тогда, во время войны с Китаем, сложно было даже один сюн выделить на это.

– Это-то понятно, но от этого не легче…

– Внимательно побеседуйте еще раз со всеми, кто был с купцами, никого не пропуская. Ни одного слугу даже. Вопросы продумайте. То, что видно снизу, не менее дорого.

– Хорошо. А когда к тебе купцов пригласим? – спросил Джэлмэ, остановившись перед выходом.

– Я бы хотел с каждым из троих встретиться один на один. Сперва пригласи купца Махмуда.

– А затем?

– Затем отправлюсь проверить, как распорядился Джэбэ. Ты будешь со мной. Утром пусть приходит Сархай, а к обеду – Игидэй.

– Хорошо.

Когда Джэлмэ вышел из сурта сугулана, все трое купцов, дородные и крупные как на подбор люди, удивительно легко вскочили, направились навстречу.

Услышав, что первым пригласили Махмуда, Сархай с Игидэем помрачнели, но потом, поняв, что приглашены завтра на личный прием к хану, на разговор наедине, заулыбались радостно, закивали: значит, хан уважил и их труд.

Купец Махмуд, едва перешагнув порог, упал перед ханом на колени, как это делают сарацины.

– Тыый! – возгласом удивления встретил это хозяин. – Да что это с тобой?! Не надо, встань сейчас же, разве я тебе султан Мухаммет?.. – Чингисхан, смеясь, шагнул навстречу и поднял дрожавшего от волнения купца с колен, придерживая за локоть, посадил против себя.

– Объясню сразу, о великий хан… Я, несчастный, никогда в жизни не надевавший вторую личину, потерял сон и покой с тех пор, как дал там лживую клятву на дэптэре, на самой книге Корана… Дал – и каюсь, несмотря на твое разрешение.

– Не надо так, успокойся. Слава Небу, что ничего не заподозрили, отпустили тебя с миром, – сказал хан. – Оказывается, плохо ты умеешь притворяться, так что больше туда возвращаться не будешь, не пошлем.

– Не надо этого, мой тойон, на самом деле не все так просто… Ведь у меня там осталась моя большая родня, моя торговля, в которую я вложил большую часть жизни.

– Ничего, мы примем меры, чтобы на тебя не упала никакая тень подозрения. Это по части Джэлмэ, он-то знает, как все устроить. Ты лучше расскажи, много ли о нас знает султан и что именно?

– Он пригласил меня к себе тайно ночью, чтоб товарищи мои ничего не заподозрили, – успокоившись, начал рассказывать по порядку Махмуд. – Разговор получился, увы, несложный: «Оказывается, ты верный последователь Аллаха, наш человек – мусульманин, так что поклянись на Коране, что по возвращению в Ставку монголов разузнаешь, что там происходит, сколько у них войск, их расположение, численность табунов, и постоянно будешь сообщать всё это нам…» Что я мог сделать, не умирать же было… Пришлось поклясться.

– Оставим это, не переживай. Главное, ты открыто признался мне. Вот и все, – сказал хан твердо. – Никто лучше тебя не знает твою родину, ее прошлое и настоящее; насколько она изменилась, на твой взгляд? В последнее время, если посмотреть издалека, султан стал таким могущественным, столько земель к своим владениям присоединил, столько богатств собрал-приобрел… Как это отразилось на их жизни? Видно ли, что настолько разбогатели, укрепились, усилились?

– Не очень-то и видно. На мой взгляд, никакого настоящего развития нет.