Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– А-а… Ну да, конечно… – Джэлмэ покивал согласно, вытер пот, выступивший на лбу.

– Завтра же присвоим Эллэю чин батыра, подготовьте указ. Я сказал!

– Ты сказал! Я услышал!

Когда те, кому было дано благое поручение остановить угрозу войны, всё расползавшейся, охватывающей всё новые народы и государства, и добиться мирного договора между правителями двух самых сильных в Азии государств; когда посольство одного направилось в благословенный путь свой в пределы другого, тоже ожидающего мира, в Багдаде был уже туго завязан, тщательно просчитан и организован заговор против этого мирного исхода. Ибо договор этот развязал бы руки своенравному и закостеневшему в гордыне хорезмскому правителю победоносного, как мнилось ему, похода через Багдад на Мекку…

Про заговор этот, кроме нескольких организаторов его и самого Аллаха, не знал никто и ничего.

Правитель Отрара, провинции и крепости в ней, получив весть о приближении илчи Чингисхана, тут же сообщил об этом султану, а затем спешно начал готовиться к встрече дорогих гостей на самом высоком уровне. Султан с ответным гонцом обещал отправить трех тюсюмэлов навстречу, чтобы те сопроводили илчи из Отрара в Хорезм.

Услышав, что с посольством приезжают купцы, в Отрар отовсюду съехалось множество местных негоциантов и мелкого торгового люда. В нескольких местах были подготовлены площадки для базаров, большой торговли.

Гостей возле ворот крепости со славословиями встретил сам Хайырхан с лучшими людьми Отрара.

Сперва они были несколько разочарованы тем, что глава илчи слишком уж молод для такой важной миссии. По его стати, по всему поведению сразу было видно, что это простой военный человек, пусть и в звании тысячника. В этих краях давно укоренилось мнение, что илчи может быть только важный человек в возрасте, знающий жизнь во всех ее проявлениях, хитроумный и скрытный. И с радостью узнали, что среди илчи есть и хорошо им всем знакомый купец Игидэй. Поинтересовавшись, почему на этот раз не приехал купец Махмуд, были поражены и горды известием о назначении его заместителем главы такой великой, образованной, одетой в шелка страны, как Китай. И были как-то непосредственно, искренне рады, что «вон как возвысился наш человек»…

Но очень скоро, узнав, что молодой илчи, оказывается, когда-то был тэнгсиком того самого легендарного Джамухи, что боролся на равных с самим Чингисханом, были удивлены еще больше и весьма озадачены: что это? Как может быть тэнгсик Джамухи главой илчи, то есть человеком, которому хан доверяет безгранично? Значит, правдивы все слухи о том, что Чингисхан редкий по справедливости правитель, что он не считается с прошлым человека, а судит о нем только по его сегодняшнему поведению и убеждениям, возвышает только по его возможностям и талантам?!. И уже молодого посла, очевидца легенды и человека, заслужившего доверие двух великих людей, встречали с несравненно большим интересом и уважением, чем какого-нибудь обычного во главе илчи хитромудрого и спесивого старца…

Хайырхан с Дабаном сразу же узнали друг в друге своего военного простодушного собрата, перебросившись после торжественной церемонии всего несколькими фразами, и не стали между собой особо придерживаться принятых условностей.

Странно было узнать монгольскому военачальнику, что у сартелов военных заметно старались отдалять от власти, держать за внешним кругом управляющей верхушки, не доверяя им и используя лишь как оружие или подручный инструмент. Уже одно это говорило о слабости армии – тем более, что ее, единой и сплоченной, и не было. Каждый правитель области имел свое войско, и только в случае войны приводил его под своим командованием в общий лагерь, вливаясь в рыхлое и неслаженное воинство. Которое могло воевать, по словам Махмуда, только со слабым противником…

Зато самыми уважаемыми здесь людьми, которых все побаивались, перед которыми заискивали, оказались сборщики налогов и те чиновники, кто делил землю и воду, многочисленные тюсюмэлы по разным гражданским и судебным делам.

– Заметь, как наши чиновные люди косо и недоверчиво смотрят на тебя, – сказал ему, смеясь, Хайырхан. – У них не вмещается в голове, что военный может быть послом…

– Но почему?

– А здесь привыкли смотреть на военных свысока. Считают нас людьми ограниченными, неуклюжими, не понимающими и не умеющими ничего, кроме как драться на поле сражения. Не признающими ничего, кроме грубой силы и приказа, которыми можно и нужно помыкать, посылать куда угодно…

Затем Хайырхан с гордостью провел и показал гостю все устройство крепости Отрар с множеством неплохо продуманных оборонительных сооружений.

– В таких крепостях, стоит лишь закрыть ворота, можно никого не бояться. Внутри припасено продовольствия и воды на целый год. А таких высоких стен нет нигде больше, их никто не возьмет штурмом!

Дабан молча кивал в знак согласия, не возражая, не желая разочаровать и обидеть хозяина: что ж, пусть думает так… Он видел и подобные крепости, и более величественные стены Чаган Хэрэма – Великой Китайской Стены, он участвовал в их взятии и знает, что неприступных твердынь для монгольского войска не существует. Но пусть думает так…

– Говорят, вы крепостей совсем не строите? – спросил Хайырхан.

– А зачем они нам? Мы же кочевники.

– Ну да… Я ведь кипчак, мы тоже народ кочевой. Но в этих краях спокойно жить без крепостей невозможно. Ладно б еще только внешние враги… Но мы еще и друг с другом часто вздорим. И тогда спастись можно только за крепостными стенами.