Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Нет, я не принимаю это! Не понимаю! Совершенно… Напрочь… Почему все должно решаться так, одним махом? Почему не принимается во внимание правда каждого отдельного человека, истинное положение дел, подробности произошедшего события?..

– Не надо, не надо так, Аргас… Не говори лишнего в гневе. Это не только бесполезно, но может иметь дурные последствия… Что делать? Везде так, поверь мне, человеку, немало побродившему по разным странам. Кажется, везде, для того, чтобы руководить, управлять великой страной, всем народом, проще применять такие же общие меры устрашения, что применяются для управления стадом или табуном, а не вникать в частные случаи, – купец Махмуд обнял старика за плечи. – Теперь тебе уже не удастся вызволить своего парня из когтей этих хищников. Так что, мне кажется, только один человек может помочь тебе в данной ситуации – это хан…

Что еще оставалось сделать человеку, прижатому обстоятельствами? Аргас теперь все свое время посвятил тому, чтобы поскорее встретиться с ханом. До сих пор, сколько помнит Аргас, он никогда еще не обращался к хану по своему личному вопросу. Всегда хан сам вызывал его в начале или конце года, чтоб навести справки о том или ином человеке, которого прочили на ту или иную высокую должность. Поэтому старик отправился в путь с надеждой, что он не откажет ему в одной-единственной просьбе.

Из Отрара, перейдя через знаменитые Красные пески, минуя оставшиеся целыми крепости Сэрэник и Нур, которые не стали оказывать сопротивления, добрался до Бухары, превращенной в пепелище и руины. Даже не верилось, что это та самая Бухара, прославленная богатством и роскошью, поражавшая обилием товаров. Теперь это были лишь развалины, покрытые пеплом и сажей.

Гоняясь за ханом, направившимся со своими войсками в Самарканд, Аргас теперь повернул на восток.

Самарканд оказался, по сравнению с Бухарой, огромной крепостью с высокими каменными стенами, огородившими огромную территорию. Судя по обилию каменных строений и обителей исламского Бога – мечетей, устремленных в небо, подобной этой крепости нет поблизости.

Во время войны невозможно передвигаться свободно, так что не стоит даже отправляться в путь по каким-то мелким делам. Часто останавливают, начинают допытываться, кто такой, зачем и куда направляешься. Откуда ему было знать, что позволяется свободно передвигаться лишь с золотым ярлыком, подтверждающим его высокий чин и должность. От многих трудностей и недоразумений его спасло то, что многие тойоны среднего уровня знали его в лицо.

Чего только не приходилось встречать на своем боевом пути, который равняется почти всей его жизни, но был поражен тем, что прежде ни ушами не слышал, ни глазами не видел. Теперь он смотрел на бедствия обездоленных войной людей, на их страдания, на все эти разрушения совершенно другими глазами… Оказывается, многие моменты принимаются совсем иначе, когда находишься в рядах войска…

Долго мучился, никак не мог застать хана на месте. Все время оказывалось, что он только что отъехал. К тому же, тюсюмэлы и сурджуты не говорили напрямик, замучили своими выкрутасами. Они почему-то недолюбливают таких, как он, тойонов, постоянно находящихся в гуще боевых событий. Чувствуется какая-то затаенная зависть: «Все на самом деле разрабатываем, распределяем мы, но настоящая слава всегда достается тем, кто руководствуется нашими указаниями, все почести и благодарность хана достаются им». Некоторые, заведомо зная, почему он ищет хана, выпытывали все подробности, словно издевались…

Однажды, когда он стоял понурый из-за того, что опять упустил хана, совсем рядом с ним остановились, словно по команде, десяток конников, мчавшихся мимо. Молодой человек в сверкающей, словно рыбья чешуя, кольчуге, возглавлявший всадников, соскочил с коня, подбежал к старику, обнял его. Аргас только тогда признал младшего сына хана Тулуя.

Тулуй, услышав про горе старого наставника, обрадовал обещанием найти способ устроить встречу с отцом.

– В эти дни вряд ли удастся. Сам видишь, какая кутерьма вокруг, все в движении находится, – сказал Тулуй и указал местонахождение своего стана. – Жди меня там, когда освобожусь, я сам найду тебя там.

Аргас тут же приободрился, обрадовался так, что ног под собой не чуял. Не мешкая, собрался и переехал в стан Тулуя. Оказалось, его там уже ждут, видимо, распоряжение Тулуя опередило его. Для него даже поставили белый сурт. И старик, еще вчера искавший случайного пристанища, в один момент превратился в почетного гостя, который не мог ни шагу ступить без сопровождения и прислуги.

На третий день Тулуй пригласил его в свой сурт.

Оказывается, Тулуй нарочно пригласил старого мастера, чтобы показать своих детей. Перед суртом в ровный ряд выстроились четыре мальчика в полном боевом снаряжении, сшитом особо для каждого, сидящем на них как влитое. Аргас радостно воскликнул:

– Ты только посмотри, какие удальцы, оказывается, здесь находятся! Куда же это вы собрались?

– На войну! – бойко ответил младший из всех, мило картавя слова. [40] В русском варианте перевода, к сожалению, не сохраняется эта детская картавость.

– Надо же, он уже говорит?

– Говорит. Недавно совсем заговорил, и теперь его не заставить замолчать, – отец отвернулся от сыновей, чтобы не показать своей гордой улыбки. – Это мой младший. Зовут Арык-Беге… Через месяц ему исполнится два года. А Хулагу четыре года. Хубулаю шесть. Самому старшему – Менге – девятый год пошел. Так что мы теперь уже смотрим в твою сторону.

– Ну, ему еще подрасти надо. На будущий год посмотрим. Когда он будет крепко сидеть в седле, будет в силах ухаживать за собой во всем. Мы девятилетних берем только с приставленными к ним тэнгсиками.

– Да у него тэнгсик есть. И ты его прекрасно знаешь. Это найманский тойон Чулбу.

– Конечно, я его знаю. Но как он оказался тэнгсиком? Разве ему не был присвоен чин тойона-мэгэнэя?

– Был присвоен, – сказал Тулуй. – Но когда открылись его старые раны, полученные во время Китайской войны, и он слег, я взял его временно тэнгсиком моего сынишки.

– Ну, давай, мы сделаем так… Возьмем его на какое-то время в наши ряды, посмотрим. Если выдержит, может остаться.

– О, это хорошо, – Тулуй радостно улыбнулся. – В военном деле лучше начать пораньше, чем приступать с опозданием.

– Так-то оно так, но я боюсь, что слишком маленькие и слабые могут и отвращение к нему получить, если нагружать сверх их возможностей. Уж больно мне жалко их, бедненьких. С таких малых лет вместо игр и свободного детства они встают в железные ряды, которые даже умение мыслить стреножат.

– Я ведь тоже вырос в этих же самых «железных рядах», про которые ты говоришь, но не считаю себя хуже других, воспитанных на воле.