Николай Лугинов - По велению Чингисхана

И только тогда по-настоящему начинаешь понимать, какое это ни с чем не сравнимое счастье – быть независимым ни от кого, жить без оглядки, как тебе хочется. Но земная жизнь полна неисповедимой грусти… Всё зависит от всего, сковано единой цепью взаимозависимости, и ты зависишь от этого народа, ставшего тебе близким, и сам не сможешь предать его доверия. А вдобавок, всё продается и покупается, оценивается еще и золотом, имуществом, положением в сословной иерархии. Начиная с отдельных людей- рабов, на торги выставляются даже целые страны, народы вместе с их землями; и отталкивает уверенность торгашей в том, что им точно известно, что дороже, а что дешевле, что и сколько стоит, – и тошно видеть это, хочется сбежать куда-то от всего такого… Но ты не захочешь даже и свободу, независимость свою купить ценою предательства.

А где-то далеко-далеко в степи колышется под ветром густая зеленая трава, и то пламенеет над родными просторами закат, то нежно розовеет утренняя заря, вея неповторимой свежестью… и все это без тебя. Без тебя там жизнь так же течет своим путем. Там уже давно забыли тебя. Там уже никто не ищет, не ждет тебя. О, еще хоть раз увидеть бы это своими глазами, услышать хриплый журавлиный клик, далекий и тоскующе-призывный вой волков! Встать бы рано утром и просто так, без охраны, пройти бы к табуну по росистой степной траве, вдохнуть полной грудью воздух с таким родным запахом полыни и конского пота…

«О, родина моя… Родная моя сторона, лежишь ты где-то в отдалении великом опустевшая, затихшая, покорно ожидающая своего звездного века… да, грустная без меня. О, как мне тяжело, как больно мне одинокому, несчастному без тебя… Но как дойти… как коснуться тебя?..» Так, говорят, бормотал на смертном одре лежавший в беспамятстве старый правитель – то, что он, даже будучи уже всемогущим правителем, в полном сознании никогда вслух не смел произнести…

И вдруг откуда-то явственно донесся до его слуха хриплый крик возвращающейся на родные озера журавлиной стаи и заметались над степью голоса, зовущие его, заблудившегося ребенка:

– Илдэги-ис! Ил-дэ-ги-ис!.. Где ты, мальчик мой! Возвращайся, пора!.. Илдэги-и-ис!.. Мы помним, мы ждем тебя! Только вернись!..

И впервые, может, за всю его долгую жизнь, полную трудов, падений и взлетов, слезы истинного счастья наплыли, наполнили его глаза. Распались железные цепи обязанности, несвободы, некогда сковавшие его по рукам и ногам, и он, наконец, освободился и побежал на родные зовы, к родным душам. Бежал все легче, становясь все свободнее, невесомей, и вот взлетел будто, полетел…

Приняв облик журавля, летела тоскующая душа его на северо-восток, догоняя родимую стаю, и вскоре он занял в ней свое место – последнего в строю.

Внизу увидел он знакомые бескрайние просторы степи, пологие зеленые увалы ее, бегущие волнами ковыли – всё, по чему так снедала его тоска последнего времени. А вот и узнал долину Куралай с речкой Ют, узрел Курганы правителей… И каменный на них истукан будто кивнул ему, и холодные каменные глаза его на какой-то миг словно обрели душу, радостно блеснули, словно он признал в нем своего вечного сослуживца…

И еще издалека увидел, что на излучине речки у сурта их старого, памятного до каждой заплатки, ждут его и радостно машут навстречу мать с отцом и старший брат Байталай – почему-то не в обычной одежде степняка, а в ненавистных ему при жизни доспехах полководца…

В этом подлунном мире всякое действо имеет свое зеркальное отражение. Все состоит из противоположностей, как добро и зло, верность и предательство, разрушение и возрождение. Странно, что черты взаимоотрицающих противоположностей иногда бывают схожи.

Эта книга о возрождении и становлении возникла в период очередного распада…

Вот она – притча…

Многие заметили, что миром правят идеи… Идей всегда бывает много. Но правят именно те идеи, которые исходят не от людей, а от Господа Бога Единого, Всемогущего. А народы – носители этой идеи в данный отрезок времени – становятся как бы богоизбранными, к ним нисходит некая высшая сила, они сплачиваются вокруг идеи и обретают десятикратную силу духа и тела, явно превосходя всякие иные неорганизованные племена, погрязшие в противоречиях, внутренних распрях.

Но было бы все очень просто и раз и навсегда ясно, если бы был только свет. Но, к несчастью, существует еще и тень дьявола, сатаны, которые изначально преследуют каждого, являясь неотъемлемой его частью, сеют семена сомнения, корысти и зависти к ближнему.

Даже в душе самого истового бессребреника-служителя они произрастают буйно, заслоняя порой семена добра и склоняя его к греховным мыслям: а не слишком ли я бескорыстен? А не обделен ли вниманием и благодарностью за свое излишнее усердие? Искушает нечистая сила. И не каждый устоит против нее. Человек всегда стоит над пропастью. Один только шаг – шаг навстречу искушению, и озаренный божественным светом Праведник летит в темень пропасти.

…И вот в древние, давние времена в очередной раз снизошла сверху божественная идея объединения, без которой на земле царили смерть, разруха, произвол.

Идею подхватили тюркские племена, испившие полную чашу страданий от взаимных распрей. И были они единственными прозревшими среди сонма слепых и глухих, стали обладать десятикратной силой духа и тела, сами объединились в единое целое и других разрозненных к себе присоединили. От восточного моря до западного установился закон и порядок, прекратились междоусобицы. Но ничего даром не дается. Неимоверным усилием объединили, но удерживать тоже надо силы иметь, а территория огромная, от края до края за год едва ли проскачешь. Прошли годы и века, и начали роптать тюркские полководцы: «Почему мы, защищая других, стоим на окраинах империи, мерзнем на холодном севере, иссыхаем на жарком юге, умираем на крайнем востоке и далеком западе?» Сказали, и сразу же ушла из них выпиравшая изнутри божественная сила, окрылявшая, возносившая их над другими. И стали они, еще вчера всемогущие, враз как оставшиеся в бескрайней пустыне без коней путники, бессильны, беспомощны. Еще вчера терпеливо жертвовавший собой ради общего дела, каждый вспомнил о забытом себе – обделенном, одураченном… Сразу начались распри, раскол, и в одночасье развалили они то, что собирали веками. Дьявол закрался в душу праведников, и они возопили: «Почему только мы служим, а они нежатся на нажитом, на завоеванном нами… Мы… они…»

Никто не внял голосу свыше:

– Терпите, служивые, ваш удел – промысел Божий…

Долго ли, коротко ли – на земле опять воцарились раздор и произвол, исчезли многие народы и племена, казалось, скоро конец… Жизнь на земле превратилась в ад.