Милош Црнянский - Переселение. Том 2

И, словно предчувствуя, какое Петр получит известие о тесте, Павел не раз при этом нежно мурлыкал о том, что одни Исаковичи умирают, а другие рождаются И так будет продолжаться вечно.

Возле этой колыбельки, когда ее выносили во двор, Павел разговаривал с Трифуном, вежливо, мирно и доброжелательно, будто они за всю жизнь не сказали друг другу худого слова.

Трифун смеялся.

— Шестеро их у меня было, знаю, как я их сделал, но вот, что из такого крохотного жалкого существа, которое любой ветер может унести, вырастает мужчина, что способен одним ударом шашки рассечь человека, это для меня непостижимое чудо! Кабы моя из Румы не спуталась с тем мальчишкой и не раззвонила об этом на весь Банат, я бы, пожалуй, позабыл прошлое, верни она мне шестерых детей. Кто знает, где мне, одинокому, придется сложить свои кости?

Варвара в тот день устала и прилегла.

Чувствовала она себя неважно.

Дождавшись ухода служанки, доложившей о нем, Павел вошел в комнату. Варвара лежала, прислонившись к изголовью кровати, у открытого окна, за которым цвела акация и рос шафран. Она расплела свою косу.

За ее головой в проеме окна виднелся Днепр, теперь такой спокойный, и остров Труханов с неподвижными, отражавшимися в воде тополями. У острова, где стояли паромы, деревья уже покрылись зеленью, но кой-какие были еще в цвету.

Справа высились стены Андреевского собора, строившегося по итальянскому проекту уже несколько лет, но еще не законченного. Нижние его окна поблескивали на солнце.

За стоящим на горе собором с золотыми куполами румянилось марево весеннего дня.

И хотя дом купца Жолобова с его узкими оконцами, деревянными ставнями, дощатыми верандами и конюшней на задах не отличался особой красотой, природа вокруг была так хороша, что Павел надолго сохранил в памяти этот погожий весенний день. И Варвару тоже.

Когда он вошел, она улыбалась.

Павел вспомнил, как заставал эту рыжекудрую, улыбающуюся красавицу, которая, по уверению мужа, сохраняла улыбку даже во сне, в Варадине, когда жена или Петр куда-нибудь уходили, а он случайно появлялся.

В его сознании Варвара неразрывно связывалась с покойной женой, а тем самым и с ним, чувство его к ней не назовешь страстью, и тем не менее оно было прочно и неизменно.

Павел сказал, что ему нужно с ней поговорить, и погладил ее по щеке.

И хотя в глазах Варвары вот уже несколько месяцев Павел замечал все меньше той любви, которой они светились в Темишваре, все-таки, усевшись у ее ног, он понял и по голосу, и по ласковым прикосновениям ее рук, что эта женщина и сейчас чувствует к нему влечение, которое ни он сам, ни семья не могли понять и одобрить.

Варвара сказала, как ей было тяжело, когда Петр и он смотрели друг на друга волком, позоря и себя, и все ее семейство, и как приятно, что сейчас Петр все позабыл, разговаривает с Павлом и отправляется его искать, если он не приходит к ужину.

Павел объяснил, что часто бывает у казачьего есаула Укшумовича, у которого купил лошадей. Тот обещает ему дом в Бахмуте. Чудесный дом, они о таких домах до сих пор и понятия не имели. Из липового дерева. Сначала вытесывают бревна, потом из них складывают дом и сверху покрывают крышей. И все. Ни дать ни взять голубятня.

Укшумович клянется, что через месяц, как в сказке, его уже будет ждать готовый дом.

Варвара весело сказала на это, что и в Токае, и здесь, в Киеве, он отлично их устроил, без него не было бы у них крыши над головой ни в Токае, ни в Киеве.

Петр — плохой хозяин, она тоже никакая не хозяйка.

Им бы только болтать, танцевать полонез да транжирить отцовские дукаты.

Павел опустил голову.

А Варвара заговорила о том, что Петра нельзя принимать всерьез.

«Мотылек, воробей, петушок, красавчик, он наверняка кинулся бы на Вишневского с ножом, но у него ребячье сердце, доброе, отзывчивое, оно не может долго таить зло. А что он сердится, так это из-за меня, потому что я по глупости и чистоте сердечной рассказала ему, что, когда он меня сватал, я ничего не знала о супружеской жизни, кроме того, что покойная Катинка по вечерам, когда мы ложились спать, мне говорила. Петр был красив, мил, сват его привел в дом, но в то время, по правде говоря, я толком даже не знала, за кого выдают Катинку: за Петра или за тебя, Павел. Клянусь могилой матери, несколько дней в голове моей была сплошная путаница и неразбериха, это я помню. Сейчас у меня сын и я счастлива, но, к чему скрывать — и что здесь зазорного, — я люблю и тебя, Павел, словно во мне сидит еще одна Варвара. Я и Кумрия часто поминали судьбу недобрым словом за то, что она так играет нашей жизнью. И, смеясь, всегда признавали, что еще бы немного и одна или другая вышла бы замуж за тебя, Павел».

Такова уж женская доля.

И Варвара громко рассмеялась.

Она вспомнила об этом, когда рожала и когда к ней пришла та сводница, которую она презирает, но ненавидеть не может, потому что и у Юлианы сын не от того, кого она сама избрала, а от того, кого ей судьба судила.

Она хочет, чтобы он знал это.

Она стояла одной ногой в могиле, когда рожала, и вернулась в жизнь, сама не знает почему, может быть потому, что его, Павла, жена не вернулась.

Сейчас, когда у нее сын, Петр, наверно, перестанет оскорблять и подозревать ее, увидит, что она добрая и преданная жена.

И, наверно, не станет больше срамить ее перед людьми и звать пустовкой.

После первого ребенка — так, по крайней мере, ей говорили — другие пойдут легче, и она будет здесь жить, как живут другие женщины, смирившись после первых родов, но, покуда она жива, останется в ней — она этого не скрывает — и та склонность, которую она питает к нему.

Но она умоляет и его, Павла, и мужа не позориться и ее не позорить ревностью, словно она кобыла, гулящая девка, за которой нужен глаз да глаз. Им должно быть стыдно. Пусть берегут свое доброе имя.

Она католичка, со стороны в их семью пришла.

И потянулась за ними, как гуска в туман, но сейчас у нее сын и она не потерпит оскорблений Петра из-за него, Павла, и вернется к отцу, сенатору Стритцескому в Нови-Сад, если еще хоть раз из-за нее возникнет ссора в семье и она услышит непристойные слова. Пусть все это знают!

Павел был удивлен и смущен тем, как встретила его Варвара, и тем, что она ему, спокойно улыбаясь, наговорила. Он встал со словами, что пришел не для того, чтобы слушать пустые разговоры, а с худыми вестями.

Она помнит, что они, Исаковичи, уезжая из Сербии, видели, как люди оставляли трупы матерей и сожженные села, сам он так и не знает, где похоронен его отец. Смерть сильнее всего сближает людей, а особенно родных. Замявшись, он добавил, что и она, родив ребенка, должна быть готова вынести все ради этого маленького беззащитного существа, которому дала жизнь и которое не смогло бы жить, если бы она отняла его от груди.