Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

Бейхлингу удавалось изыскивать новые источники доходов, не забывая при этом и самого себя. Его умение в этом отношении видно уже из того, что он в течение шести лет мог одолжить королю взаимообразно полтора миллиона талеров. За эти услуги ему было отдано в полное владение прекрасное имение Хоерсверда в Оберлаузице.

В 1700 г. последовало его повышение; он получил графское достоинство от императора Леопольда. В течение шести лет он пользовался безграничным влиянием; но за быстрым повышением последовало столь же быстрое падение.

Главной причиной падения Бейхлинга послужило его богатство. В течение немногих лет своего господства он нажил громадное состояние, которое король пожелал получить обратно, так как фаворит не мог приобрести его честным путем.

Бейхлинга предупредили заранее. Император и город Ганновер предлагали ему убежище. Но напрасно. Он слишком доверял своему властелину.

Удар обрушился на него сразу. Его арестовали в Торне; схватив ночью на постели, его в халате отвезли под сильным конвоем в крепость Кенигштейн. Здесь он пробыл семь лет в заточении, и вместе с ним пали все его приближенные: его два брата и его друзья. Даже старика отца посадили в крепость.

Своим освобождением Бейхлинг был обязан заступничеству высокопоставленных женщин. Одна из них была графиня Фицтум, другая Рехенберг, дочь знаменитого фельдмаршала Шенинга, бывшая фаворитка Августа Сильного, которая нашла себе поддержку и заступничество в лице всемогущей графини Ко́зель.

Однако, Бейхлингу не удалось подняться на прежнюю высоту. Он убедился наконец, что никакими средствами нельзя возвратить утраченное могущество.

С этого времени он поселился в своем имении Чорна близ Вурцена. Со своей женой он развелся без всяких формальностей. Она не сопротивлялась, так как муж уличил ее в том, что она во время его заточения родила ребенка. После развода он не выказал особого великодушия, назначив графине ежегодную пенсию всего в 300 талеров.

Жизнь третьего фаворита короля, графа Флемминга, была особенно богата приключениями еще до его приезда в Дрезден.

Как мы видели раньше, говоря об избрании польского короля, Август был обязан графу Флеммингу короной Ягеллонов. Главную роль, как водится, играли деньги, которые сыпались полными горстями.

Позднее, получив звания генерал-лейтенанта, тайного советника и обер-шталмейстера литовского, граф Флемминг взялся вести деловые переговоры с Дворами в Копенгагене и Берлине.

В 1700 г. Флеммингу был дарован графский титул. Наконец, получив звание главнокомандующего, он распоряжался военными силами в Саксонии, занимая одновременно должность первого кабинет-министра и оставаясь во главе государственных дел в течение 16 лет. Он умел устранять людей, ставших ему поперек дороги, сосредотачивая власть в своих руках.

Вообще о фельдмаршале сохранилось мнение как о человеке, одаренном замечательными способностями, живым, предприимчивым умом, отличавшемся личной храбростью и безграничным честолюбием.

Он однажды выразился так: «Я признаю, что обстоятельства создают человека; каждый человек способен на все, если ему представится удобный случай обнаружить свои способности. Я сам могу служить тому примером. Сначала я вполне отдался военной службе, не имея иного честолюбия, как стоять во главе полка; однако, я сделался первым министром и фельдмаршалом, никогда не побывав в коллегии. Я управляю, так сказать, одновременно и Польшей и Саксонией, не будучи знаком с законами этих стран; несмотря на это, я с честью справляюсь с делами».

С большой предусмотрительностью и непоколебимой самоуверенностью, со смелостью и страхом Божиим, как говорится, взял он в свои руки управление делами войны и мира. «Он проводил свои замыслы с большой смелостью; счастливые последствия, сопровождавшие все его предприятия, давали ему повод думать, что он вполне умеет вести государственные дела, и это внушило ему безграничное самомнение. Однако, со временем пришлось убедиться — это, впрочем, давно было замечено проницательными людьми, — что ему недоставало опытности в военном деле».

Говоря вообще, Флемминг был человек подвижный, жизнерадостный, которого трудно было сокрушить. Военная выправка сказывалась в нем очень сильно; его приказания были коротки, ясны, быстры, и, если их исполнение замедлялось, он приходил в ярость. Но его гнев быстро остывал; удачной шуткой его было легче успокоить, чем длинными и мудрыми объяснениями. Он сам был очень находчив и любил острить. Всегда занятый множеством планов, он привык быстро соображать и быстро приводил в исполнение свои замыслы. Он вечно спешил и писал так плохо, что сам не мог разобрать им написанного.

При этом он не отличался изысканностью обращения. Оно было сурово и даже грубо. Судя по его манерам, его скорее можно было принять за драгунского офицера, чем за министра. Но люди, его знавшие близко, умели с ним обходиться. Он ладил отлично с королем и считался его лучшим другом и верным советником.

До чего доходило вольное обращение в присутствии короля, доказывает случай, происшедший на одном празднестве. Это было в то время, когда графиня Денгоф играла известную роль при Дворе.

Флемминг устроил празднество, приказав выставить шесть полков на большом лугу близ Дрездена. При этом должна была присутствовать вся конная королевская гвардия. На холмах были расставлены пушки, и были отданы распоряжения доставить всему Двору зрелище больших маневров. Полки наступали друг на друга равными силами. Их колебания, натиск и отступление — все их движения представляли веселое зрелище, не причиняя никому ни малейшего вреда.

По окончании маневров король, окруженный сановниками и знатными дамами, обедал в большой палатке. Еще два стола были приготовлены для остальной свиты. Во время обеда палили из пушек и играла военная музыка. Фельдмаршал усердно угощал гостей и сам опьянел. Король, хотя не воздерживался от угощений, не позволил себе, однако, неуместных выходок. «Во время обеда, — пишет очевидец, — мне случилось наблюдать мучение одного камергера, обязанного прислуживать королю. Ему пришлось простоять более получаса со стаканом в руках позади короля, едва удерживаясь на ногах. Он, казалось, готов был упасть от малейшего толчка».

Фельдмаршал был вне себя от радости. Когда король собрался уехать, он бросился к нему на шею.

— Братец, если ты уедешь, я не буду считать тебя своим другом.

Графиня Денгоф, не покидавшая короля, старалась его удержать от безумной выходки. Но Флемминг был в ударе и забыл о благоприличии. Он собирался обнять графиню, делая ей довольно двусмысленные комплименты.

Графиня, привычная к его выходкам, когда он бывал «навеселе», отвечала улыбкой и только старалась, чтобы не произошло столкновения между ним и королем…