Селим Ялкут - Львовский пейзаж с близкого расстояния

Когда я приходил днем и заставал женщину, хозяйничающую на кухне, Фридрих Бернгардович непременно устраивал кофепитие. Иногда я варил кофе сам. Все было, как говорится, культурно, и исключительно бездарно. Шансы на сносное существование оставались, голова работала прекрасно, организм сопротивлялся и погибал буквально, на глазах. За период нашего знакомства Ф. Б. несколько раз падал с кровати (над ней была перекладина, по которой он мог немного подтягиваться на руках). Падал ночью, в темноте, со сна, и лежал на полу, пытаясь стуком привлечь внимание соседей. Когда (по занятости) я задерживался с визитом, Ф. Б. названивал сам. По пустякам он не беспокоил, сообщал скрипучим голосом: — Вы знаете, сегодня была трудная ночь. Вы придете, я вам расскажу.

И я приходил, обычно в субботу или воскресенье. Зима в тот год была бесснежной и отвратительно холодной. Не знаю, как сейчас (с тех пор в том районе не был), но пару лет назад Ленинградская площадь представляла огромное визжащее, гудящее нелепое пространство с чахлым сквером посреди, трамвайной колеей, отстойником автобусов и чередой продуктовых лотков, как раз со стороны улицы Строителей, куда я направлялся. Я покупал бананы у замотанных в платки продавщиц. Подъезд по улице Строителей, дом 3 был удручающе запущен. Я звонил старушке из нижней квартиры, и она выдавала мне ключ. Уходя, я бросал ключ в щель на двери с надписью для писем. Пару раз шумно вторгалась соседка с огромными жареными пирожками с горохом. Она без церемоний называла Ф. Б. Федей. Вначале была женщина, на которую Ф. Б. не переставал жаловаться. Он становился подозрительным. Сказывалась полная беспомощность и одиночество. Впрочем, мне обижаться не приходилось. Общались мы приветливо, но отношений не углубляли. Уже в конце возникла Валентина Ивановна. Послушная — она звонила каждый день между моими визитами, держала в курсе, бегала за лекарствами, врачом из поликлиники.

Так длилось, начиная с дней ранней осени, когда я вернулся из Черновцов, до седьмого марта, когда он умер. Ф. Б. сдал буквально за несколько дней, организм устал сопротивляться. Мне он пожаловался: — Вы не представляете, как тяжело умереть… Кажется, это было последнее, что я от него слышал. О смерти сообщила Валентина Ивановна. Никаких просьб и инструкций я от Ф. Б. не получал, и теперь вяло размышлял, как поступить. Тут позвонили, и мягкий женский голос сообщил, что похороны состоятся завтра, отъезд от дома ровно в двенадцать и просят не опаздывать. Я опоздал ровно на две минуты. Подвел приятель, которого я дожидался у метро Дарница , тот самый переводчик, который познакомил меня с Ф. Б. У дома уже никого не было, а разрумянившаяся Валентина Ивановна (она, готовила поминальный стол) сообщила, что недавно уехали. Дожидаться возвращения мы не стали.

На девять дней я пришел один. Была воспитанница с дочерью и мужем, была Валентина Ивановна. Были соседки сверху и снизу — с ключом и пирожками. Дружный, разговорчивый коллектив. Имущественные вопросы, видно, счастливо решились. Чисто прибрано, с пустым углом вместо кровати. Был еще таксист Володя, и какая-то квадратная дама в нахлобученной ондатровой шапке. Не скрою, мне было интересно, да и сам я был объектом интереса. Человек новый, непонятно как и зачем затесавшийся. С какой целью? По-видимому, так вопрос и стоял. Валентина Ивановна, пунцовая от угощения и хорошего общества, смотрела на меня иначе, чем прежде, с нескрываемым подозрением. Я чуть выпил и стал расспрашивать. Что еще было делать?

Впечатления Володи (дословно). Я раньше таксистом работал. Лет двадцать назад пришел с товарищем. Сидели на пятом этаже. Женщина жила там знакомая. Товарищ говорит. Знаешь, внизу такие люди, такие люди. Они приглашают. Давай спустимся. Я спустился и наверх уже не поднимался. С тех пор приходил к нему почти каждый день, сидели, разговаривали. Вот в этих креслах. Он всегда в халате. Белая рубашка, шейный платок или шарфик. Много лет дружили. А почему расстались? Он из Германии последний раз вернулся. Я его на вокзале встречал. Приехали домой. Он говорит, Володя, вы калькулятор взяли. Было два, а теперь один. Фриц, подумайте сами. Зачем мне ваш калькулятор. Нет, это вы взяли. Зачем мне это выслушивать? Я ушел. Спрашивал его, конечно. Фриц, почему вы не остались в Германии? Нет, здесь моя родина, мои собаки…

Воспоминания женщины (воспитанницы, в представлении Ф. Б.). Фото на стене, которое вы видели, это мое. Сейчас сняли. Знаете, как было на самом деле? Я приехала в Киев и устроилась работать на почту. И он туда зашел. Постоянно что-то там получал. Разложил бумаги, стал заполнять. Тут я вышла. Девятнадцать лет. Он в своем пальто, всегда хорошо одевался (женщина махнула рукой, показала, что пальто было элегантным). Побледнел и вышел. Через час вбегает Тася. Девушка, девушка. Закончите работу, заходите к нам. Так она меня пригласила в дом. Что оказалось? У него в Кембридже была близкая подруга. Мать — француженка, отец — русский. Они расстались, подругу от него увезли. Были какие-то деликатные причины. И я оказалась точь-в-точь на нее похожа. Мы сами из-под Василькова, кажется, ясно, а он все равно не верил. Мою мать видел, я их знакомила, а все равно сомневался. У нас в роду были поляки. Мне бабушка говорила, ты будешь на польку похожа. Так и оказалось. Конечно, они никуда меня не отпускали. Жить предлагали. Я у них тогда часто бывала. Но никогда не ночевала. Только однажды на кушетке. Поздно было возвращаться. Тася была очень начитанная женщина. Сама рент-гентехник, а ее мать — библиотекарь на киностудии.

После несчастья с ногой муж привез Фрица домой. Говорит: у тебя деньги есть, найми сиделку. Круглосуточно. Но он отказался. Ему хотелось выглядеть одиноким, чтобы получать переводы от этой немки, и от хеседа . Он сам все так устроил. А я… Сколько я переживала. Я ждала, что он позвонит, а он не звонил. А почему мы не приходили? Он должен был позвать. Я ждала, а он не звал. Но я успела. Я была с дочерью накануне. Успела попрощаться, Он сделал пальчиками. Вот так. Это был его жест.

Собачки? Старую усыпили. Оказывается, есть служба. Приехали, сделали укол и увезли. Она, как чувствовала, так кричала. А для двух других нашелся человек, забрал, год назад у него своя умерла. Они к морковке привыкли, из хеседа . Я ему сто гривен дала, на морковку хватит…

Ясно, мне многое хотелось узнать. Мне было интересно. Женщина оказалась киноведом, муж — профессор по этой же части (он отсутствовал). Работы теперь много, энциклопедия, каталог или что-то вроде — сто лучших украинских фильмов. Человек счастливый — так она отрекомендовалась. Выглядела прекрасно, знала рецепты, как сохранить красоту. Я бы еще расспрашивал. Но тут вмешалась дама в ондатровой шапке (оказалась, сестра Володи таксиста). Что это вы все расспрашиваете? И как-то со всех сторон затихло, все поглядели на меня осуждающе, а моя собеседница несколько снисходительно.