Антонин Згорж - Один против судьбы [Sam proti osudu]

Гайдн, конечно, продолжал свои концерты в Лондоне, где он имел такой успех. Однако послал письмо с извинениями.

Ах, Гайдн, такой необыкновенно уравновешенный и такой умудренный! Случись такое со мной, я бы при первом же столкновении с князем обрушил бы на его голову все ноты, которые оказались бы поблизости! Я сказал бы: мне не нужна ваша капельмейстерская пенсия! Я не тот человек, который продается! Ни за какие сокровища, ни за какие милости!

Если в душе Бетховена была такая горечь, не мудрено, что на французских офицеров он поглядывал отнюдь не ласково.

Их послал сюда Наполеон. Император и изменник! Предатель, мерзавец, корыстолюбец! Ему уже мало самому быть императором, он теперь родственников своих женит и отдает замуж только в королевские семьи. Хочет кровными узами породниться с остальными тиранами! И своих генералов развратил всех до одного. Бывшим кучерам, писарям, ремесленникам он присваивает титулы князей и герцогов, только бы совсем оторвать их от тех, от которых они происходят.

И Бернадотту выделил какое-то княжество, украденное у итальянского народа, и нарек его герцогом Понте Корво. А если уж Бернадотта одурманил княжеский титул, то кому же тогда верить?

С горечью Бетховен вспоминал о своем кратковременном знакомстве с ним. Измену Наполеона и Бернадотта он пережил так тяжко, что не стал вводить мелодию «Марсельезы» в свои сочинения. Сейчас он рассчитывал, что уже не встретит на моравской земле ни одного французского вояки. Однако встречался с ними на каждом шагу. Ольмюц, бывший одной из самых неприступных австрийских крепостей, буквально кишел чужестранцами.

А будет ли их меньше в Опаве? В соседней Пруссии еще идет война, и в этих местах разместились резервы.

Скорее бы уж очутиться у Лихновского! Он знал, что Градец расположен в добрых двух часах езды от силезской столицы — Ольмюца. Уж там-то среди полей и лесов он найдет отдых от горьких дум и от французов. Лихновский манил его в письмах:

«Если хотите спрятаться от света, приезжайте в Градец! Здесь есть парк, в котором вы исчезнете, как в озере. В нем есть такие уголки, где вас не найдет никто — разве только дух королевны Кунигунды, которая некогда обитала здесь».

Бетховен нанял экипаж и, не мешкая, отправился в Градец.

Когда он подъезжал к замку, его ожидала встреча, поразившая его куда сильнее, чем если бы появилась сама королева Кунигунда. По извилистой тропинке по косогору ехало пятеро всадников. Сразу за холмом они повернули вправо и поскакали в луга, но и этой мимолетной встречи было достаточно, чтобы лицо Бетховена, едва прояснившись, снова омрачилось: опять французы!

Пожимая руку Лихновского, он первым долгом спросил:

— И у вас французские солдаты?

— В замке нет, а в окрестностях стоят.

— Надеюсь, хотя бы к себе вы их не приглашаете?

— Что поделаешь, — пожал плечами Лихновский. — Если бы к вам в дом ворвались татары с саблями в руках, вы и им улыбались бы. Они — победители, мы — побежденные!

— Именно потому я и не открыл бы им дверей!

Лихновский безнадежно махнул рукой.

— Но они могли бы принести мне много вреда. Впрочем, их офицеры образованные люди и любители музыки. Им знакомо ваше имя. Если они узнают, что вы здесь, они появятся в надежде познакомиться с вами.

— Упаси бог, — проворчал Бетховен.

В последующие дни ему не удалось избегнуть встреч с непрошеными гостями, но он всегда старался, чтобы они были холодны и кратки, как удары бильярдных шаров.

Впрочем, встречи на «зеленом поле» бильярда бывают иногда такими стремительными и острыми, что какой-нибудь шар перескакивает через край. В градецком замке тоже могло произойти такое.

Бетховен с непрошеными гостями был неприветлив, хозяин замка старался поддерживать хорошие отношения. Захочется господину генералу поохотиться в княжеских лесах, Лихновский готов загнать для него последнюю косулю. Интересует гостей величайший композитор Европы? Пожалуйста! Хозяин с радостью обещает его охотникам.

Итак, готовится знатный обед — съедутся дворяне из соседних имений и явятся господа в сапогах со шпорами. Яства отличные, изысканные, вина выдержанные, старые — и за спиной слышится шепот: «Сегодня мы услышим Бетховена».

— Сегодня, господа, будет играть Бетховен!

Бетховен сидит за столом невеселый. Он и половины не слышит из того, что говорится за столом, чему смеются дамы. Его французский весьма коряв, он говорит мало, отрывистыми фразами.

— Маэстро, я слышал, что вы прекрасно играете на фортепьяно! — старается быть любезным молодой капитан. — А на скрипке тоже, не так ли?

Вопрос кажется композитору безгранично глупым. Можно ли быть виртуозом на целой дюжине инструментов? И кажется, повеяло опасностью. Похоже, что его повлекут к фортепьяно.

Он не отвечает, сделав вид, что он не расслышал вопроса, и незаметно удаляется из столовой.

С облегчением уселся он в кресло в своей комнате. Спокойно, тихо, никаких глупых речей… Конец комедии.

О, как он ненавидит этих прилизанных, словоохотливых офицериков! Если бы они еще умерили свои восторженные речи о своем императоре! Бывшие революционеры гордятся, что их тиран — более выдающийся, чем остальные, подобные ему. Их не волнует, что он обманул собственный народ, что он обманул всю демократию в мире, обманул доверчивого музыканта, едва избежавшего позора, намереваясь посвятить симфонию лукавому изменнику.

Кто-то стучит в дверь — осторожно, но настойчиво. Что еще такое? Входит слуга, почтительно кланяясь:

— Его сиятельство настоятельно просит вас выйти в маленькую гостиную, он хочет сказать вам несколько слов.

Бетховен вышел взвинченный, насупленный. Ноги не шли, будто были налиты свинцом.

Князь раскраснелся, возбужден. Как видно, он не уступал французам в возлияниях.

— Я обещал французам, мой друг, что вы немного поиграете — это будет для них самым лакомым блюдом.

Бетховен пришел в ярость:

— Вы можете им обещать, ваше сиятельство, устриц, омаров или токайское, но не Бетховена!

Хозяин настаивал, поначалу шутливо, потом повелительно. Композитор сердито махнул рукой в знак отказа и вышел из гостиной.

Вслед ему слышалось как бы шутливо, но не без угрозы:

— Мы приведем вас силой! Не забывайте, что мне придут на помощь не кто-нибудь, а воины Наполеона!

Хуже этого он ничего придумать не мог. Грозить художнику силой! Тому, кто не признавал ничьей власти над собой. И пугать его чужеземным хлыстом!

Он вернулся в свою комнату и повернул ключ трижды. Пусть теперь попробуют войти!

Но добрейший князь под воздействием винных паров сегодня не склонен был отступать. Через несколько минут он снова был у двери. На этот раз, к счастью, без французов, но все же не без помощников. Он привел с собой соседа — графа Опперсдорфа и еще нескольких собутыльников.