Антонин Згорж - Один против судьбы [Sam proti osudu]

И, немного помолчав, добавил:

— Впрочем, это только сухая схема, музыка сказала бы вам больше. Сказала бы вам, какой должна быть опера в моем представлении, и как я высоко ценю человеческую свободу, и о том… — Он не договорил и вдруг обратился к девушке: — А за кого, собственно, вы собираетесь выходить замуж в будущем году?

Беттина слегка покраснела:

— За Иоахима Арнима. Это лучший друг моего брата. Он на четыре года старше меня.

— Хороший человек?

— Говорят, что без недостатков людей нет. Но у Арнима я не вижу ни одного. Он поэт и природовед. Но прежде всего он настоящий мужчина. Он знает, чего он хочет, он добивается, чего хочет, а то, что он хочет, всегда благородно!

Бетховен лукаво взглянул на девушку:

— А знаете, Беттина, я бы не взял вас в жены. У вас слишком уж строгие требования к мужу!

— Но, маэстро, вы как раз образец такого человека! Вы знаете, чего хотите, вы воплощаете в жизнь свои желания, и они всегда благородны. Сегодня я услышала вашу музыку к «Эгмонту». Гёте закончил свое сочинение смертью героя-революционера. Вы хотите большего. Борьба за свободу должна кончаться победоносно. Это обещает ваша музыка.

— Жаль только, что музыке не дано совершать революции. И жаль, что мне не пришлось изучить военное дело. Я бы показал Наполеону и остальным тиранам!

— Но вы совершаете революцию в музыке, которой до вас не совершал никто! И победоносную при этом!

Композитор недоверчиво покачал головой:

— Я, собственно, хотел говорить о другом. Я спросил вас, кто станет вашим мужем, потому что «Фиделио» — это пример того, какой должна быть истинная любовь между супругами. Даже дружба требует величайшего родства душ и сердец. Тем более супружество. «Fidelis» значит по-латыни «верный, крепкий, надежный». Поэтому Леонора принимает имя Фиделио. Она пошла за своим мужем в тюрьму, а если нужно было бы, пошла бы и на смерть.

— Но, маэстро, если вы сами так хорошо рассуждаете об этом, почему же вы сами…

Он остановил ее взмахом руки:

— Что сказать вам о себе? «Сожалею о своей судьбе» — восклицаю я вместе с Иоанной д’Арк. [21] Бетховен приводит слова героини трагедии Фридриха Шиллера «Иоанна д’Арк». Лучше не будем об этом! Но я говорю с вами так, будто вы слушали «Фиделио». Может быть, и услышите когда-нибудь. Правда, от меня, наверное, опять потребуют, чтобы я снова переработал ее. Судьба этой оперы создаст мне ореол мученика… Но вернемся к «Эгмонту». Я написал его только из любви к Гёте. И кто в силах полнее выразить признательность столь великому поэту? Если будете писать Гёте, найдите такие слова, которые выразили бы мою бесконечную благодарность ему и мое глубокое уважение.

— Я напишу ему о вас много хорошего, и уже сегодня, — пообещала Беттина горячо.

И действительно, она написала поэту в тот же день. Она полностью выразила в своем письме все, что пережила и перечувствовала, наблюдая из ложи Бетховена, когда тот дирижировал, и постаралась пересказать пространные рассуждения Бетховена об искусстве.

Гёте ответил без промедления.

Счастливая Беттина пришла к Бетховену, радостно помахивая письмом:

— Вот оно! Гёте хочет встретиться с вами и надеется, что научится у вас пониманию музыки.

— Ну, если кто-нибудь и может научить его понимать музыку, то это в самом деле я, — сказал композитор уверенно, но без хвастовства.

Беттина расположилась на кипе нот и книг. Вокруг, как всегда, были разбросаны ноты и вещи, и ей не удалось найти свободный стул, чтобы сесть.

— Подождите, маэстро, — сказала она взволнованно. — Я это письмо разделю между нами двумя. Что написано для меня, я пропущу; что ваше, я прочту вам.

Она водила пальцем по строчкам, что-то неясно бормотала, потом начала читать звенящим голосом:

— «Передай Бетховену мои сердечные поздравления. Я с удовольствием принесу какую угодно жертву для того, чтобы встретиться с ним лично. Обмен мыслями и опытом принес бы нам много пользы. Может быть, ты сможешь уговорить его поехать в Карлсбад, куда я езжу почти каждый год. Там я имел бы прекрасную возможность слышать его и учиться у него»…

— Простите! — прервал девушку Бетховен. — Это я хочу учиться у Гёте! Я был бы счастлив узнать, что он доволен тем, как я переложил на музыку его сочинения. Вы написали ему об этом?

— Я написала, но он не хочет вас поучать в чем-либо. Послушайте терпеливо! — И она снова склонилась над письмом. — «…Обучать его было бы дерзостью даже со стороны более проницательного человека, ибо гений освещает ему путь и дает ему частые просветления, подобные молнии, там, где мы погружены во мрак и едва подозреваем, с какой стороны блеснет день».

Потом она опять что-то бормотала, переворачивая страницы письма.

— Дальше уже только для меня, — сказала она, подняв голову и рассмеявшись. — Но вот еще кое-что для вас! Гёте был бы очень рад, если бы вы послали ему те две песни, которые вы мне недавно пели. Только он просит, чтобы было написано разборчиво.

— Жизнь слишком коротка, чтобы я забавлялся вырисовыванием нот. Даже самые красивейшие ноты мне, например, нисколько не помогут. Но для Гёте я дам их своему лучшему переписчику! — удовлетворенно заметил он. И обратился к Беттине со словами благодарности: — Дорогая, весна этого года — самая прекрасная, это так — ибо я познакомился с вами… Я был как рыба на суше, милая Беттина. Вы застигли меня в момент, когда мною всецело владело отчаяние; но оно исчезло поистине благодаря вам. Я сразу понял, что вы из другого мира, не из этого, абсурдного, которому при всем желании нельзя довериться.

Потом он вспомнил, что, возможно, еще этим летом испытает счастье встречи с любимым поэтом.

— Почему я не мог сделать этого давно? По правде говоря, я и раньше уже подумывал об этом, но меня сдерживала моя робость. Мною она частенько овладевает. Словно я не такой, как все! Но теперь я перед Гёте робеть не буду!

Уставившись в пространство, Бетховен сидел в своей скромной комнате, снятой им в Теплице вместе с расстроенным фортепьяно. Уже в прошлом году влекли его в этот северочешский курортный городок две вещи: необходимость восстановления своего здоровья и надежда на встречу с Гёте. Не повезло ни в том, ни в другом. Какие-то обязанности высоко придворного чиновника не позволили поэту приехать в назначенное время. А лечение? Болезнь изводила слух все больше и больше. Не то чтобы быстро, скорее, — медленно, но неуклонно.

Композитор как будто уже смирился с болезнью. Она крадется за ним как тень вот уже много лет. А кто оглядывается на свою тень?

То, что в этом году он особенно радовался поездке в Теплице, не было связано с надеждой на выздоровление. Он надеялся встретиться здесь наконец с поэтом, который был так дорог ему.