Элли Мидвуд - Девушка из Берлина. Вдова военного преступника

— Ничего. — Я улыбнулась ему в ответ и снова взяла в руку вилку. Аппетит у меня в последнее время был просто волчий, должно быть из-за нового обитателя в моём животе. Обитателя, который несмотря на свой пока ещё крохотный размер, настойчиво требовал на удивление много еды. — Просто трудно поверить, что столько лет прошло. Со дня нашего знакомства, я имею в виду. Кажется, будто всё случилось только вчера.

— Знаю. Я сам утром про это думал.

— Правда?

— Да. По дороге к Рудольфу и Ингрид.

— Как он себя чувствует?

— Намного лучше. Уже вовсю передвигается с тростью, и утверждает, что мигрень почти совсем пропала. Только головокружения всё ещё его мучают время от времени. Но ему и так повезло просто остаться в живых.

— Это верно.

— Кстати, у меня для тебя сюрприз.

— Я заинтригована. Что за сюрприз?

Генрих пододвинул свой стул ближе к моему и начал тихо говорить мне на ухо, чтобы люди за соседним столиком не услышали:

— Рудольф и Ингрид говорили со своими главными, и те предложили мне работу. После окончания войны, конечно же, когда я здесь уже буду не нужен. Должность в ОСС. Я согласился. Они сказали, что сделают нам новые документы и перевезут нас в Соединённые Штаты с другими людьми, в которых они заинтересованы: учёных, врачей, бывших сотрудников внешней разведки… Они устроят нам абсолютно новую жизнь, представляешь? Разве не чудесно?

Какое-то время я сидела молча, не зная толком, что на это сказать. Новости были по крайней мере весьма неожиданными. Приятно, конечно, было знать, что американское правительство собиралось выполнить своё обещание и взять нас под свою защиту, и даже более того, устроить нам новую жизнь на их земле, только вот…

— Только это означает, что нам придётся переехать в США? Навсегда?

— Да. В Нью-Йорк, если быть точным. Головной офис ОСС там находится.

— Нью-Йорк… Но это же так далеко. Совсем другая страна. Нам придётся покинуть Берлин? Насовсем?

— Аннализа, любимая, — Генрих взял мою руку в свою и легонько сжал её. — Берлин бомбят уже почти ежедневно. Оба фронта движутся в нашем направлении. И когда они встретятся здесь, то боюсь, от нашего Берлина ничего больше не останется. Фюрер и так уже приказал сражаться до последнего человека на каждой улице в каждом немецком городе. Они всю страну к чёрту разворотят.

Я кивнула, глядя в свою тарелку. Я очень любила свой родной город, но не это было причиной, почему сердце моё наливалось холодом с каждым новым ударом, будто предчувствуя неизбежное. Это означало, что мне навсегда придётся покинуть Эрнста. А я была совсем не уверена, что была готова к подобному.

Думаю, Генрих угадал мои мысли, потому как он только обнял меня осторожно и тихо проговорил:

— Тебе необязательно ехать, если ты не хочешь. Я всё пойму.

Я покачала головой и опустила руку поверх его.

— Не говори глупостей. Конечно же, я поеду с тобой. Ты же мой муж.

— Я не хочу тебя ни к чему принуждать.

— Ты ни к чему меня не принуждаешь. Я люблю тебя. — Я закрыла глаза на секунду. — Я знаю, как лживо это должно быть звучит после всего, что я тебе сделала, но это всё же правда. Я правда тебя люблю.

Я пыталась отыскать нужные слова, и в итоге решила сказать то, что нужно было сказать, а не то, что я на самом деле чувствовала. В конце концов, он был моим мужем и прощал меня столько раз, когда никто другой бы не простил, и я не смогла бы жить с чувством вины, если после всего этого я бы его сейчас отвергла.

— Всё, что случилось между мной и ним… Всё это было ошибкой. Этого никогда не должно было произойти. И этого бы никогда не произошло, если бы не война и… Ты прав. Нам нужно отсюда уехать. Насовсем.

— А с Эрнстом что? — спросил он напрямую на этот раз, будто давая мне последний шанс передумать.

— Эрнст вернётся в Австрию, а оттуда уедет куда-нибудь в Южную Америку, вместе со своей семьёй. Так будет правильно. У него своя семья, а у нас своя. Так и должно было быть с самого начала. — Было невыносимо тяжело об этом говорить, но в глубине души я знала, что только так всё и могло закончиться. — Я буду только рада оставить всё в прошлом и начать новую жизнь. С тобой, в Нью-Йорке. Только мы вдвоём.

— Втроём, — Генрих поправил меня с лёгкой улыбкой и осторожно прижал руку к моему животу, впервые с тех пор, как он узнал, что я была беременна. Ну и как я могла после всего этого его оставить? Он был моей семьёй, а семью не бросают.

— Хочешь поехать домой?

Я кивнула, и всего пять минут спустя мы ехали по ночному шоссе домой. И тут уже знакомый гул низко летящих бомбардировщиков примешался к ровному гулу нашего двигателя, а всего через мгновение яркое пятно огня ослепило нас обоих, разорвавшись в отдалении, но именно там, куда мы и направлялись. Сирены противовоздушной тревоги почему-то предательски молчали, и последующие несколько разорвавшихся снарядов впереди прозвучали от этого ещё громче.

— Вот дьявол! — Генрих резко ударил по тормозам и крутанул руль, разворачивая машину в противоположном направлении. Я уцепилась за его плечо, чтобы сохранить равновесие.

— Генрих! Почему сирены молчат?!

— Должно быть, не разглядели самолётов. Всё небо затянуто облаками.

— Где ближайшее бомбоубежище? Они же прямо на нас летят!

— Я знаю один подвал за несколько улиц отсюда. Не волнуйся, мы успеем. Они ещё далеко, просто кажется, что так близко.

Я готова была поклясться, что чувствовала рокот земли под нашей машиной с каждым новым упавшим позади снарядом.

— Генрих, давай быстрее, прошу тебя!

— Я и так еду на предельной скорости, солнышко.

— Всё равно недостаточно быстро!

Я никогда не относила себя к типу хронических паникёров, но сегодня я впервые увидела, как вполне реальные бомбы взрывались в опасной от нас близости, и сказать, что это меня до смерти перепугало было ничего не сказать. Я уже своими глазами видела, как бетонные здания выглядели после воздушных налётов, и одна только мысль о том, что останется от нашей машины, окажись она на пути одного из бомбардировщиков, бросала меня в холодный пот.

После ещё одного взрыва стекла в машине угрожающе задрожали; я схватила Генриха за рукав.

— Родной, пожалуйста, давай быстрее, мне правда очень страшно!

— Уже почти приехали, любимая, обещаю.

Через пару секунд он так резко затормозил, что я едва не ударилась лбом о приборную доску.

— Быстрее, выбирайся из машины! — крикнул он, выпрыгивая из машины и бросаясь открыть мне дверь.

Должно быть, инстинкт выживания заставил меня выскочить из машины за считанные секунды; Генрих тут же схватил меня за руку, и мы бросились к ближайшему бомбоубежищу, вдоль наваленных в его направлении мешков с песком. Когда мы уже вбежали внутрь, сирены наконец-то примешались к грому приближающихся взрывов. Вскоре несколько особенно ощутимых ударов тряхнули наш подвал, посыпав наши головы цементной пылью с потолка.