Петр Еремеев - Ярем Господень

После этого прискорбного случая царь Василий III запретил русским ездить на Арскую ярмонку и местом торговли назначил новопостроенный городок Василь на Волге, что встал крайней крепостью на границе русских владений. Оказалось, что без русских купцов — ярмонка не ярмонка. И потянулись караваны судов к Василю.

Постепенно великое торжище перебралось ещё ближе к Нижнему Новгороду, к самым стенам Троицкого Макарьевского Желтоводского монастыря, который пользовался в народе большой славой. Тут всегда ко дню преподобного Макария собиралось к 25 июля много богомольцев.

В 1439 году Улу-Мухаммед, свергнутый в ходе междоусобицы в Золотой орде, откочевал со свои улусом к русской границе, разорил почитаемый монастырь, и только в 1620 году Макарьевский возобновили царским указом. Михаил Романов также повелел возобновить и Макарьевскую ярмонку. В 1691 году известный Зотов — воспитатель Петра I, писал царю, что Макарьевская ярмонка «зело великое сходбище, о котором думать всегда надлежит». Скорый на дело, царь забрал у монастыря право сбора торговой пошлины: ярмонка-то проводилась на монастырской земле, управление торжищем отдал под надзор своих шустрых чиновников-обирал.

… Наконец-то переехали Волгу, уже заставленную едва ли не до середины реки разными судами.

Торговые ряды собирались из дерева ежегодно заново: место, отведённое для торга, топила вода по вёснам. Теперь ряды уже собрали, и купцы привычно обживали их.

Иван Васильевич повёз Иоанна в Макарьевскую слободу, там он постоянно останавливался со своими работниками на постое у давнего знакомца.

Уходя, успокоил:

— Раствор у меня заранее откуплен и, хоша сынок там с мужиками и приказчик — пойду, доглядеть за всем надо. О баньке я озаботился, приду — смоем пыль. Пока отдыхай, отче!

И думать не думал Иоанн, что он так устанет в этот день открытия Макарьевской.

Торжественный, многолюдный молебен, крестный ход вокруг ярмоночного городка, подъём флагов — и всё это в присутствии высоких особ, именитого купечества.

Впервые Иоанн увидел и подивился великому множеству разноплеменных людей на торжище, бесчисленному богатству, сработанному человеческими руками. И второй раз, после Москвы, ощутил в себе гордость за принадлежность к православному миру.

… Более тысячи лавок распахнули свои створы, Иоанн всё-то обойти не посмел даже, приглядки близкой к товарам не вышло, поздно вечером еле нёс себя на постоялый. Ещё позже заявился Иван Васильевич — бодрый, даже весёлый.

Вслед за хозяином кучер принёс и поставил на лавку в светёлке корзину всякой снеди.

— Хозяюшка, посудочки! — засуетился Масленков, глядя на безучастного от устали монаха. — Вот из ренскова погреба! — шумел купчина. — Давай, отче, садись и пригуби хоть малость. Я ведь, считай, из застолья купецкого сбежал — собрались арзамасцы кутком…

— С кожей-то как? — вяло спросил Иоанн и нехотя принял оловянный стакан.

Иван Васильевич махнул рукой.

— У меня ж не мелочёвка… Посидели, как водится между купечеством, в харчевне я вятичу — знакомцу старому, половину кож и уступил. Цена сходная, не в убытке, это нет. А тут, уж в конце дня, сибиряк меня перехватил — завтра обещал остатнее взять. Сбуду товар!

Едва прилёг Иоанн и тотчас упал в сон, как в провалище. Рано утром пошли с Масленковым в кожевенный ряд арзамасцев. В начале ряда висела икона, и кожевники со смиренными лицами принялись молиться, потом тихо разошлись по своим растворам.

Иоанн попрощался с Иваном Васильевичем.

— Мне надобно в книжный ряд. До вечера. Будь благословен!

— И тебе Господь встречу!

Опять оглушённый человеческим говором, криками, ослеплённый множеством товаров, а подчас разными диковинами Востока, наконец-то разыскал нужную ему книжную лавку.

Купил два новых «Служебника» и, пока укладывал их в заплечную суму, опять вспомнил, что ждёт он Меланию. Сговорились же прошлой зимой в Балыковой. В книжном ряду, наказывала монахиня, спросить унженских лавошных.

Он встретил черниц у порога лавки — попятился, поднял голову, и в его глаза ударил блеск Меланьиных глаз. Чёрные, бездонные, с поволокой… Иоанн смешался, очи взем опустил, не знал что и сказать. Чёрные брови вразлёт, яркие губы, а вот прежний румянец опал, лицо у монахини похудело, и резче означились плавного овала скулы.

Чернички будто наученно окружили Иоанна, а Мелания, оглянувшись — не смотрит ли кто, вполголоса обронила уже знакомое:

— Зову тебя за Волгу, брат. На Керженец… — она не дала заговорить Иоанну. — Мы слова твоево учительнова хощем, худотно живём, поп нам надобен!

«Да они беспоповцы…» — пожалел монахинь Иоанн.

Мелания пошепталась с одной из послушниц, та лёгкой чёрной тенью упала в дверной проём и тут же вернулась с кряжистым бородачом.

— Се — Иона. Учительствует…

Иона степенно согнулся в поклоне, выпрямился — у него было на удивление чистое белое лицо в окладе светлой редкой бороды. Его настороженность тут же прошла, он улыбнулся.

Мелания мягко коснулась его руки.

— Поговорите, братья…

Монахини отошли.

Иона вопрошал недолго:

— От ково священство восприял?

— От патриарха Адриана.

— Значит, пустынником за Арзамасом?

— У Тамбовской черты…

— Старица вон сказывала, что похотел ты у нас быти?

— Ей, тако!

— Ладно. Зело у нас богоугодно и безмолвно в лесах. Ведаешь ты, что у нас по старым книгам поют и читают. Ты какую веру приемлешь, старую или новую?

Иоанн замялся. Сказать правду — раскольники тотчас уйдут, ответить угодное Ионе — слукавить. Он вспомнил слова апостола Павла:

«Аз не отягаю вас, но Всезнающий Сущий, любовью вас приял…»

— За некими препятствиями сейчас ушел в Арзамасский монастырь…

— Это как же так, — встрепенулся Иона. — Если ты старой веры, от духовной благодати не отпал, то пошто из пустыни в новую церковь перешёл?

— Призван! Градские власти ко мне с настоятельной просьбой, а потом и братия с умолением. Ради чернецов обретаюсь ныне в обители…

Иона пытливо, настороженно оглядел Иоанна и вздохнул.

— Ладно, можешь ты у нас быти, только твори всё по старой вере, в нужде мы велицей есмы без священника. Жалуй!

— Зело хощу к вам быти, — признался Иоанн и припал к плечу старообрядца.

В лавке Иона принялся писать. Подал бумагу с поклоном.

— Гли-и… За Волгой, от Вязломы идти на Деребино, спросить тамо Ивана Нетовского, а уж от нево идти на Ранасин Починок, в Починке спросить Иосафа — старца, а спрашивати у старца на Бельбож кто бы проводил. У Неонилы-матки Леонтий-трудник или кто иной, хошь наем пусть сделает, чтоб проводил в Бельбож…

Иоанн вышел из лавки, монахини тут же увели его из шумной ярморочной толпы на «ветерок», начали просить тотчас пойти в скит…