Петр Еремеев - Ярем Господень

Вскоре получил присылку от игумена Николаевского мужского монастыря из Переяславля-Залесского Питирима. Порадовался Питирим тому, что воссияла слава Божия и в саровских дебрях, что Иоанн зачал новую обитель в России. Не забыл игумен поделиться словом и о своих трудах. Съездил он за Волгу к Филарету — исполнил духовные нужды новообращенных: построена церковь, к церкви присоединено немало других раскольников. А еще, среди прочего, Питирим сообщал, что он свидетельствовал о достойных трудах Иоанна царевнам Марии и Феодосии — дочерям покойного Алексея Михайловича.

Иоанн отписал Питириму, что и он не теряет добрых связей с раскольниками.

В начале 1711 года он писал митрополиту Стефану Яворскому в своем доношении «… и ныне приходят в пустыню Саровскую самоходные, прельщенные раскольники и раскольницы для разговора и рассуждения. Иные желают монашеского пострижения…»

В марте этого года из Патриаршего приказа пришла грамота, которая советовала: «…обращающихся из раскола монахов отдавать в монастыри, а бельцов на смотрение отцов духовных. А как раскольники и самовольники монахи впредь в тех ваших сторонах буде объявяться и блазнятся и тебе в обращение их в Православную Христианскую веру — чинить разговор с ними с прилежанием от Божественного писания со всяким тщанием…»

…Опять в Сарове стучали топоры.

Перенесли кельи ближе к храму, обнесли монастырь деревянной оградой, по углам поднялись сурового облика башни. Срубили гостинический дом для приходящих богомольцев. Затем объявились Святые ворота с церковью над ними во имя архистратига Михаила. Далее начата была постройка церкви Преображения Господня с приделами св. Николая-чудотворца и преподобных Зосимы и Савватия соловецких чудотворцев — помнился Иоанну Тимолай из знаменитой северной обители, что приходил к нему в Санаксарский и предрек о славе будущего монастыря в дебрях Саровских…

На всё нужна денежка. Строитель почасту уезжал из пустыни: взывал к прежним вкладчикам, искал новых — перепадало монахам, не без того. Но хотелось постоянной мирской помощи, и за нею-то отправился в родной Арзамас — куда же боле!

Откликнулся Павел из Спасского, с ним и пошли к воеводе города Алексею Авраамовичу Пестову.

Воевода поздравил Иоанна с игуменством, не удержался, с лёгкой усмешкой заговорил:

— Раз уж пришли святые отцы вместе — будут что-то просить. А поелику тут Иоанн, то челобитная, провижу, от нево быть имеет. Так ли?

— Гораздо догадливы, ваше высокое благородие!

— В чём же нужда?

Говорил Иоанн:

— Не мне вам сказывать… Ведомо: монастырь — это люди, храмы, всякие там службы и нужды, постоянные нужды… Такова братии просьба: поставить часовню нашей обители с подворьем в Арзамасе. Пришлым, приезжим — тепло и удобство, а нам какая-никакая лепта. Два угодья!

Молчавший доселе архимандрит Павел уточнил:

— Поставить бы часовню близко Настасьинских ворот — бойконькое место при въезде в город с Московской дороги. Там, внизу — Сенная площадь, заезжие дворы… Благочестивым угодно будет останавливаться, конечно, на монастырском подворье — надёжнее…

— Дивлюсь, отцы честные, как это Спасский место сие не просит, — не скрыл своего удивления Пестов.

— Спасскому нет нужды! — быстро нашёлся Павел.

Иоанн перед воеводой руками развёл.

— Знать, для саровцев Бог место хранил!

— Раз уж так — перечить не стану, — Алексей Авраамович встал, да тут же и озаботился: — Надо созвать сословия, писать челобитную миром.

Вскоре Пестов пригласил «сословия» и пятьдесят горожан подписали прошение в Москву, оговорив, что землю отдают Саровской пустыни «безмездно».

Указ из Москвы разрешил Саровской пустыни поставить в Арзамасе часовню. Вкладчики обители купили у Николаевского женского монастыря — это под Воскресенской горой, под стенами крепости, двор с огородом. На купленной земле и появилось подворье саровцев, здесь и поднялась часовня.

…Сидели в трапезной, хлебали постный суп с грибами. На столе в больших деревянных чашках остывал ягодный кисель. Густо несло свежеиспеченным чёрным хлебом. Сытный дух охотил к разговору.

Начал Паисий:

— Кельи перенесли вверх, к храму поближе.

— В четыредесятницу ищем безмолвия. Ты, Иоанн, преж прилежал к оному…

— Пещера в горе ископана твоими руками…

— В храме пещерном душа о посте радуется…

— Молитвенно под землей…

Иоанн кивал головой, соглашался. Вдруг вспомнилось ему видение во сне. Когда ж это было… Это в девяносто втором году, пришли они из Санаксарского с Андреем, потом белец ушёл и ушёл навсегда… Да, тогда-то он и начал копать пещеру как символ гроба, а потом и зверья ещё пугался… Вот в ту пору Господь и укрепил его видением: он стоит близ Киева около Печерской обители преподобных Антония и Феодосия… Слышит голос о приходе архирея Илариона. В облачении архирейском подошёл Иларион и благословил его. И в этом благословении Иоанн увидел тогда одобрение своим трудам, ибо Иларион некогда первым выкопал около Киева первую пещеру в две сажени, в которой после и страдовал по прибытии с Афонской горы преподобный Антоний…

Иоанн отодвинул от себя чашку и ложку.

— Да, братия, копал, две сажени земли выбросал — спасался в пещере. Да нешто я против, отцы честные! Добрый помысел — берем в руки лопаты и почнем…

В Саровской пустыни числилось уже двадцать монашествующих — споро пошла работа. Расширили две кельи, отрытые Иоанном, выкопали ещё несколько, а с ними и большую с тем, чтобы устроить в ней церковь во имя преподобных Антония, Феодосия и всех Киевско-Печерских чудотворцев.

Следовало вновь писать челобитье в Москву. Не дожидаясь ответа, Иоанн выехал в первопрестольную, чтобы поклониться высоким особам.

…У дочерей царя Алексея Михайловича, а он был женат дважды, сложилась печальная судьба. В 1704 году 3 июля скончала земные дни свои Софья, которую насильно постригли на второй день казни стрельцов 11 октября 1698 года в Новодевичий монастырь. Ей исполнилось всего сорок шесть лет.

Марфу, тоже заподозренную Петром I в заговоре со стрельцами, также насильно постригли в 1698 году в Успенский монастырь Александровской слободы. Там она и умерла в 1707 году в возрасте пятидесяти четырех лет. Евдокия — самая старшая скончалась в 1712 году. И эта царевна жила в немилости: царствующий брат считал, что она сочувствовала Софье Алексеевне. В 1718 году скоропостижно ушла из жизни царевна Екатерина, а раньше её, в 1713 году, умерла Феодосия.

Царский дворец пустел. Долее других царевен жила Мария Алексеевна. Её земные дни кончились в марте будущего 1723 года в Петербурге. Эту царевну держали в особом доме под надзором в связи с тем, что она симпатизировала племяннику Алексею Петровичу, замученному в 1718 году.