Геннадий Дмитриев - Тайна портрета неизвестной дамы

Когда путешественники устроились на ночлег, Гаральд сказал Жульену:

— Завтра, первым делом, тебе нужно сменить одежду, в этом костюме ты слишком заметен.

Но Жульен никак не хотел расставаться с роскошным костюмом богатого венецианского купца.

— Зачем? — удивился он. — Сам видишь, этот костюм уже не раз спасал нас от преследования тамплиеров!

— То, что спасло нас однажды, другой раз может только навредить. Путешествовать дальше в этом костюме опасно, а ты, как я погляжу, так свыкся с ролью важного господина, что, боюсь, ужин нам с Жаком придется готовить самим.

— Какие могут быть сомнения, мессир? — обиженно воскликнул Жульен. — Разве я когда-нибудь вас подводил? Разве кто-либо еще может приготовить еду лучше, чем Жульен? Можете быть уверенны, на голодный желудок ложиться спать вам не придется!

— И все же, — возразил Гаральд, — костюм придется сменить.

Молчаливый Жак, который до сих пор не вмешивался в спор, наблюдая за их перепалкой с видом старого мудреца, сказал:

— Гаральд прав, Жульен, я завтра же пойду в селение, подберу тебе что-нибудь более подходящее.

— Почему ты? — возмутился Жульен. — Я сам завтра сам пойду в селение и сам найду себе одежду.

— Ты собираешься идти прямо так, в этом костюме? — спросил Жак.

— А почему бы и нет? Когда важный…

— Довольно, — оборвал его Гаральд, — пусть этим лучше займется Жак, ты слишком заметен, «важный венецианский купец», сейчас лишнее внимание нам ни к чему, думаешь, тамплиеры успокоились, не встретив нас в порту? Да они завтра же обыщут каждое селение, потому я выбрал это подворье, лежащее не на том пути, которым мы последуем, мы ничем не должны отличаться от местных жителей, потому сиди и не высовывайся, пока Жак не принесет тебе другую одежду.

Воспаленное солнце поднималось над городом, всплывая из багряной зари, что-то тревожное и неотвратимое ощущалось в этом мрачном восходе. До слуха Понтия Пилата донеслись какие-то звуки, шум голосов, кто-то препирался со стражей.

— Антоний! — кликнул Пилат своего помощника. — Что там происходит? Что за люди? Чего они хотят?

Антоний спустился вниз, во двор, и, через некоторое время вернувшись, доложил:

— Стражники Синедриона привели к тебе Иисуса Назареянина.

— Чего они хотят?

— Хотят чтобы ты судил его.

— За что мне его судить? Перед римским законом он чист, если считают его виновным, пусть судят по своим законам. Так и скажи им.

— Но они привели свидетелей, те говорят, что человек этот призывал к восстанию против Рима. Требуют, чтобы ты выслушал их.

— Хорошо, я их выслушаю.

Понтий Пилат спустился во двор, там стояли люди и шумно галдели, среди них стоял Иисус Назареянин со связанными руками и цепями на ногах. При виде прокуратора все стали говорить, перебивая друг друга. Прокуратор поднял руку.

— Тихо! Пусть говорит кто-то один.

От толпы отделился человек и стал говорить.

— Этот человек обвиняется в том, что подстрекал людей к восстанию против Рима, есть два свидетеля, которые слышали, как он призывал к бунту.

— Кто они? Пусть выйдут сюда, — приказал Понтий Пилат.

Из толпы вышли двое.

— Вот ты, — прокуратор указал та того, что стоял левее, — говори, что ты слышал? К чему призывал этот человек?

— Этот человек говорил, что он мессия, послан Богом, чтобы избавить народ от римского владычества. Он призывал поднять восстание против римских легионеров, перебить их и захватить город. Он говорил, что хватит платить дань Риму.

— Ты подтверждаешь это? — спросил прокуратор второго свидетеля.

— Да, именно так он и говорил, — подтвердил второй.

— Что ты скажешь на это? — спросил Понтий Пилат Назареянина.

— Они лгут, ровно ничего из того о чем свидетельствуют эти люди, я не говорил, я всегда призывал к миру, учил людей любви, и осуждал насилие, — ответил Иисус.

— Слышите? Что он говорит? — обратился прокуратор к свидетелям. — Почему я должен верить вам, а не ему?

— Но нас двое.

— Я проповедовал открыто, не таясь, меня слышало множество народу, — возразил Иисус, — спросите любого из них, и они подтвердят. То, что говорят эти двое — ложь.

— Я спрошу людей, что слышали твои проповеди. А сейчас уходите все. Оставьте его и уходите. Стража! Возьмите обвиняемого. Антоний! Иди к народу, объяви, чтобы все, кто слышали проповеди Иисуса Назареянина, пришли сюда для дачи свидетельских показаний. Сегодня к полудню они должны собраться здесь, перед дворцом.

Антоний разослал глашатаев по всему городу, они объявили, чтобы все, кто слышал проповеди Иисуса Назарянина, пришли до полудня ко дворцу Ирода дать свидетельские показания

Прокуратор ждал. К полудню никто не явился, уже наступил вечер, но площадь перед дворцом была по-прежнему пуста. Понтий Пилат приказал страже привести к нему Иисуса Назареянина.

— Почему никто не пришел, чтобы замолвить слово в твою защиту? — спросил прокуратор. — Вот доклады моего человека, — он показал Иисусу листы пергамента, — здесь все, что говорил ты перед народом, если бы ни эти документы, я мог бы признать твою вину и казнить тебя, ведь никто, слышишь, никто не подал свой голос в твою защиту. Почему? Как думаешь?

— Люди боятся, боятся за себя, за своих близких.

— Они боятся меня?

— Нет прокуратор. Они боятся сикариев, тех, кто называет себя патриотами, тех, кто готов убивать всех, кто ищет мира с Римом. Люди верят, что придет мессия из рода Давида и поведет за собой народ, силой меча освободит его от римского владычества. Они считают мессией того, кто возглавит восстание, я же учил людей любви и миру. Люди слушали меня, ходили за мной, но теперь, когда я предстал перед судом Снидриона, и предстану перед твоим судом, каждый, кто будет свидетельствовать в пользу мою, рискует получить удар кинжалом в спину. Мессия может быть только один, и мессией признают не того, кто несет народу духовное освобождение, а того, кто освободит его силою меча. Я пытался не допустить восстания, для этого я отдал себя в руки Синедриона, я убеждал их, но все бесполезно.

— Нет, не все бесполезно. «Кто не с нами — тот против нас», так говорил Варавва. Ты не с ними, так будь со мной. Помоги одолеть восставших.

— Чем я могу помочь?

— По моим сведениям, восстание назначено на Пасху, когда в Иерусалим соберется множество народа со всех концов Иудеи. Войск, которые при мне, не хватит, чтобы подавить восстание. Я отправлю тебя к Ироду Антипе, в Галилею, ты ведь оттуда. Антипа уважает мудрецов, целителей, проповедников. Тебя он послушает, уговори его прислать войска на Пасху сюда, на помощь моим легионерам.

— Ты хочешь, чтобы я участвовал в подавлении восстания?

— Выбирай, ты с ними, или против? Если не с ними, то со мной.