Сергей Красов - Клады и кладоискатели

Когда он, постучав, вошёл в кабинет председателя сельсовета, то увидел на столе аккуратные стопки монет одинаковой высоты. В кабинете, кроме председателя, находился незнакомый майор милиции.

— Гражданин Варзобов? — строго глядя на Василия, спросил майор, поднимаясь из-за стола.

— Да, я. — Робко ответил Василий. У него почему-то сразу пересохло в горле. Вдруг вспомнил, что вчера он свою фамилию председателю даже не называл. О том, что осенью этот же председатель вручал ему грамоту как лучшему трактористу, как-то забылось.

— Я заместитель начальника райотдела милиции майор Литовка Николай Иосифович. Провожу проверку по факту обнаружения клада. Присаживайтесь за стол, будете писать объяснение.

— Почему, объяснение? — еле выговорил Василий пересохшим языком, осторожно присев на краешек стула, — разве я в чём-то виноват?

— А у вас, что, было разрешение на поиск клада в этом конкретном месте?

— Нет. Какое разрешение? Откуда я мог знать, что нужно разрешение?

— Незнание закона не освобождает от ответственности, — майор глядел на Василия, как на преступника, обворовавшего государство на три годовых бюджета, как минимум. — И где гарантия, что вы сдали государству все найденные монеты? По закону мы должны сейчас немедленно произвести обыск у вас в доме и на приусадебном участке.

При слове «обыск» Василий подумал о стоявшей в бане уже четвёртый день десятилитровой кастрюле с брагой и хранившемся там же на полке самогонном аппарате. Ему стало совсем плохо.

Когда через три часа весь мокрый от пота Василий на негнущихся ногах вышел из сельсовета, он был счастлив, как никогда в жизни. И не важно, что рюкзак для денег не пригодился. Главное, майор пообещал поговорить «с кем надо», чтобы уголовное дело не возбуждали. И даже пообещал обыск у Василия не проводить. Дружески похлопав его по плечу, майор сказал на прощание:

— Не вижу смысла проводить у тебя обыск. Ты же мужик ушлый. Если и заныкал немного, то, поди, закопал на три метра под землю, ни с какими собаками не найдём. Зачем время терять?

Если бы монеты со стола пересыпали обратно в горшок при Василии, то он, конечно, заметил бы, что они заполнили только половину ёмкости.

В дальнейшем, при передаче клада из одной инстанции в другую, количество монет с каждым разом подозрительно уменьшалось. В конце концов, клад стал частью экспозиции в областном краеведческом музее с надписью: «Клад серебряных монет 19 века в количестве двадцать две штуки. Обнаружен возле деревни Головкино Большебрусянского сельсовета».

* * *

Игорь сидел возле разрытой земли в кустах и тупо смотрел на обрывки зелёного пакета. Был бы он женщиной, он бы рвал на себе волосы, царапал ногтями лицо, выл и катался по земле. Но он был мужчиной. И только предательские слёзы на щеках выдавали его состояние.

В голове навязчиво крутилась одна и та же мысль: «Если бы не пожадничал, а разделил бы на всех, имел бы четвёртую часть от клада. Как оно по закону и положено. Эх, я!»

СВЯЩЕННИК

1920 год

Гроза разразилась ночью. Весь день тяжёлые тучи ходили по небу вокруг хутора. Периодически темнота на небе сгущалась: то на севере, то на юге. Иногда, даже где-то вдалеке гремел гром, и сверкали молнии, но ни одной капли на хутор так и не упало.

Никифор весь день поглядывал на небо, крестился и даже молитву прочитал, чтобы, наконец, пошёл дождь, но всё напрасно. А дождик был нужен. В начале мая погода стояла жаркая, как в середине лета. Листья на деревьях и трава успели покрыться толстым слоем пыли. Пора уже пахать землю. А до первой грозы было как-то не принято.

Громыхнуло над домом, как только Никифор начал засыпать. По крыше застучали первые робкие капли дождя. Потом перестук начал нарастать, перешёл в сплошной треск и гул, и, наконец, всё это заглушили звуки стекающих с крыши струй воды в заранее подставленные бочки, кадушки и другие ёмкости.

Успокоившийся Никифор под звон струй начал опять погружаться в сон, поэтому не сразу понял, что кто-то стучит в дверь.

— Кого там нелёгкая принесла среди ночи? — встревожился Никифор. От таких ночных визитов можно было ожидать чего угодно. Но скорее что-то плохое, чем хорошее.

Установившаяся в последнее время в губернии советская власть принесла некоторую стабильность в жизни. Исчезли многочисленные банды, воевавшие под разными знамёнами и с разными политическими лозунгами, но все — «за справедливость». Из-за этой «справедливости» хозяйство Никифора почти полностью лишилось мелкого скота и птицы, которых постоянно реквизировали на свои нужды различные отряды. Хорошо, хоть корова уцелела, да сами живыми остались с женой Лукерьей да четырьмя ребятишками. Коня ещё в начале гражданской войны конфисковали: то ли белые, то ли красные, Никифор так и не понял толком.

Пока Никифор разжигал лучину, раздался стук в окно рядом с ним. Он от неожиданности чуть было не выронил разгоревшуюся лучину.

— Никифор, открой, это я, Мирон, — послышался знакомый голос, приглушенный звуком льющейся воды.

Никифор, тем не менее, поднёс лучину к окну и рассмотрел за стеклом брата, который слегка откинул капюшон на плаще, чтобы показать лицо.

Никифор махнул ему рукой и пошёл открывать дверь.

Мирон был старше его на два года и служил священником в Свято — Троицкой церкви, расположенной на окраине губернского города Витебска в Задвинье. При подстрижении он принял имя Онуфрий и всячески требовал от брата и других родственников называть его по этому имени.

— Как я могу называть тебя «отец Онуфрий», когда ты мне брат, — смеялся Никифор, — не может брат быть отцом.

Мирон терпеливо объяснял, что брат он ему в миру, а отец — «во Христе». А вот сейчас вдруг сам назвался Мироном, Значит, случилось что-то серьёзное, из ряда вон выходящее.

Войдя в избу, Мирон скинул дождевик, перекрестился на икону в красном углу и обнялся с братом.

— Твои спят? — Спросил он шёпотом.

— Давно уже, — также шёпотом ответил Никифор, — а что случилось?

— Спрятать мне надо кое-что. Поможешь? — Мирон с надеждой смотрел на брата.

— Что спрятать? — растерялся Никифор, потом сообразил и удивлённо переспросил. — У тебя есть что прятать?

— Да не моё это… церковное всё: иконы, книги, подсвечники, кресты и всё остальное, что покрыто позолотой или серебряное. Эти же бусурмане не будут проверять, золото там или нет, — всё отметут.

— Погоди, какие бусурмане… давай по порядку.

Из соседней комнаты выглянула заспанная Лукерья:

— Ой, отец Онуфрий! Ты чевой-то среди ночи? Может самовар поставить?

— Здравствуй, Лукерья. Спасибо, не до самовара. По делу я.

— Спать ложись, — шикнул на жену Никифор, — нам с братом посекретничать надо.