Сергей Красов - Клады и кладоискатели

— Это можешь оставить себе. Исторической ценности эти вещи не имеют. Ну что, будем составлять опись изъятого?

Валера пожал плечами:

— Зачем? Мне эта опись — по барабану. А вам, если понадобится — в любое время можно переписать.

— Логично. — Чернушевич кивнул помощникам, и те быстро сложили все вещи в объёмистый портфель. — Будем прощаться. Приятно было познакомиться.

— А уж мне-то как было приятно…, — Валера скорчил такую рожу, что все не выдержали и засмеялись.

Уже в машине Чернушевич позвонил по телефону:

— Привет, Гюнтер, — сказал он по-немецки, — хочу вас обрадовать. Для начала запишите аукционы, на которых уже продаются и будут выставлены в ближайшее время четыре вещи Гогенцоллнеров. Я думаю, вы их выкупите за любые деньги. А потом приглашаю к себе в гости. Вас ждёт сюрприз на ту же тему.

Отключив телефон, Роман Григорьевич немного помолчал и сказал вслух:

— Ну, вот, теперь можно и помирать со спокойной совестью.

Сидевший рядом с водителем парень, удивлённо обернулся:

— Зачем помирать, Роман Григорьевич? Рано ещё.

— Ты прав, — Чернушевич посмотрел через автомобильное стекло на пламенеющее закатом небо и погрозил кому-то кулаком, — не дождутся!

1944 год

Как ни странно, семью Станкевичей спасли от верной гибели немцы. За время оккупации местные жители уже успели как-то привыкнуть к вражеским солдатам и офицерам, расквартированным в родной деревне Добрино.

Илюшке Станкевичу в начале лета исполнилось двенадцать лет. За три года общения с немецкими солдатами он пришёл к выводу, что они обычные парни и мужики, только говорят на другом языке и почему-то воюют с нашими солдатами.

В деревне за всё это время никого не повесили и не расстреляли. Не за что. С партизанами никто не общался. (Если кто и общался, то немцы об этом не знали). Солдат и офицеров по ночам не убивали. Комендатуру не поджигали. Как работали в колхозе до войны, так и продолжали делать то же самое при немцах.

Так что, у Ильюшки к немцам претензий не было. Ну, то, что его однажды выпорол немецкий офицер, квартировавший у них в хате, — так то за дело. Илья у него шоколадку стащил. Вечером батя, когда пришёл с работы и узнал о конфликте, ещё добавил. Да побольше, чем немец.

Потом батя, чтобы окончательно загладить ситуацию, угостил немца самогоном. Тот, напившись, что-то долго лопотал по-немецки, плакал, показывал фотографии жены и дочек. Ну, совсем, как и некоторые русские мужики, когда напьются. Звали немца Мартин, отец называл его по-местному Мартыном. Тот не обижался.

В конце июня Станкевичи всем семейством окучивали картошку на поле возле деревни Скрыдлево в пяти километрах от Добрино. Когда возвращались домой, на въезде в Добрино наткнулись на закрытый шлагбаум. Стоявшие в пикете немецкие солдаты, замахали на них руками, жестами показали, чтобы ехали обратно. Отец попытался с ними договориться, но те упёрлись категорически. Мол, завтра здесь может быть бой с наступающей Красной Армией, и вам тут делать нечего.

Отдалённая канонада с каждым днём становилась всё громче, фронт явно приближался.

Отец развернул телегу, отъехал по большаку назад с пол километра и свернул на какую-то малоприметную тропинку, петлявшую между кустами. Когда продрались через кусты и подъехали к деревне с другой стороны, наткнулись на другой шлагбаум. Здесь история повторилась. Не пропустили ни в какую. Даже автоматами стали угрожать.

Пришлось возвращаться обратно в Скрыдлево. Переночевали у дядьки Игната — брата отца.

Утром где-то рядом загрохотали пушки, над домом завывали пролетавшие реактивные снаряды, со страшным грохотом недалеко рвались бомбы. Станкевичи вместе с родственниками отсиживались в подвале. Взрослые без перерыва крестились, хотя сильно верующих среди них не было.

Так продолжалось двое суток. Потом всё стихло. Канонада стала смещаться куда-то на Запад.

Станкевичи возвращались домой по дороге, изрытой воронками от мин и снарядов. Чем ближе подъезжали к родной деревне, тем больше попадалось трупов немецких солдат. Околица была просто усыпана телами и кусками тел: оторванными руками и ногами, разорванными туловищами. Даже попалась голова в немецкой каске, но без туловища.

Лошадь шарахалась от мертвецов, и Илья вёл её под уздцы. Деревенская улица была так плотно выстлана трупами, что Илья в растерянности остановился. Объехать не было никакой возможности.

— Ты езжай прямо по ним, — подсказал отец, — им уже всё равно. Считай, что это камни или брёвна.

Пришлось ехать прямо по мёртвым телам. Илья перешагивал с одного трупа на другой. Под ногами ощущалась каменная твёрдость задубевших тел. Некоторые лица показались Ильюшке знакомыми, хотя смерть их сильно изменила.

В деревне до войны было больше сорока домов, уцелело около десяти, причём, один из них Станкевичей. А в сарай, что был недалеко от дома, попала то ли бомба, то ли снаряд. Да так, что брёвна, из которых он был сложен, раскидало по всему огороду. Даже разворотило каменный погреб под сараем.

— А ведь немцы нас спасли, когда не пустили в деревню, — сказал отец, глядя на остатки сарая. — Если бы мы были дома, то прятались бы от снарядов наверняка в этом погребе. А где ещё? Там бы все и остались.

Ильюшка не мог усидеть дома. По большаку двигались колонны солдат, грузовики, танки, самоходки.

Бригада трофейщиков расчищала дороги от немецких трупов, собирая оружие, боеприпасы и всё, что имело какую-то ценность. Трофейщики как на подбор были из пожилых солдат, все какие-то усталые и злые. Общаться с Ильюхой не хотели, только отмахивались от него.

«Немцы и то были приветливее», — обиделся Илья. Немного подумав, он понял, почему. Немцы просто несли гарнизонную службу в тылу, маялись бездельем и скукой. Общение с местными пацанятами было для них хоть каким-то развлечением. А трофейщики занимались тяжёлым физическим трудом. Двигались вслед за наступающей Красной Армией, грузили трупы на телеги и грузовики, копали братские могилы. И так каждый день. Тяжело!

Ильюшкин отец подошёл к трофейщикам и сказал, что у него на огороде лежат два трупа. Попросил их тоже убрать.

— Некогда пока, — отмахнулся от него сержант с седоватыми усами, — в первую очередь надо улицы и дороги очистить, видишь, что творится.

Илья побежал посмотреть на немцев в огороде. Один из покойников был тот самый офицер, что жил у них в хате, Мартин. Он лежал на спине, раскинув руки и ноги. Осколок попал ему в висок. Возле головы чернела запёкшая лужа крови. Китель был застёгнут на все пуговицы, на нём блестели начищенные награды.

Илья всегда с большим интересом разглядывал медали и значки на груди у немцев. Было в них что-то пугающе-завораживающее. Все эти кресты и свастики на различных знаках, украшенные дубовыми листьями были изображены довольно-таки качественно и кропотливо.