Владимир Стрельцов - Трупный синод

— Мы прощаем тебя, — вслед повторил Иоанн.

Хильдебранд продолжил:

— Маркграф Тосканы настоящим объявляет тебе, Ламберт Сполетский, что оспаривает твою власть короля Италии и императора франков, считает твои титулы узурпацией и не признает тебя своим сюзереном! Тосканская марка объявляет войну герцогству Сполетскому и призывает под свои знамена всех тех, кто един с Тосканой клятвой, мыслями и целями! Найди же в себе силы ответить или сдайся на милость маркграфа Адальберта!

После короткой паузы, Ламберт все с тем же спокойствием ответил:

— Ваш вызов принят. Объявляю всем, что королевство Италия, чьим правителем по воле Господа нашего состою я, Ламберт, сын Гвидо, с сего момента находится в состоянии войны с Тосканским маркграфством и будет находиться до тех пор, пока одна из противоборствующих сторон не признает своего поражения и не запросит мира!

Иоанн же добавил:

— Да склонит головы высокомерным людям Тосканы своей мощной десницей Иисус Христос, Господь наш!

Хильдебранд с достоинством удалился. Несмотря на явно подпорченное впечатление от ассамблеи, Ламберт приказал продолжить церемонию присяги, а по завершении оной огласил все решения церковного собора, закончившегося два дня назад.

Собравшиеся довольно равнодушно поддержали все начинания Иоанна и Ламберта, мыслями уносясь далеко от Равенны, в сторону взбунтовавшейся Лукки. Большинство находило вызов Адальберта опасной авантюрой, и удивлялись, что всегда такой осторожный и избалованный человек нашел столь неподходящий момент для объявления войны. По всей видимости, с усмешкой посчитали многие, дело не обошлось без козней его жены Берты Лотарингской, унаследовавшей от своей матери, Вальдрады, и красоту, и необузданный нрав с бьющим, как фонтан, честолюбием.

Наконец, ассамблея перешла к своей заключительной и наиболее ожидаемой многими части. Прямо в зал заседаний были внесены здоровенные грубые столы, которые начали быстро обставляться разнообразной снедью. Водопадом полилось вино, повадки людей очень скоро все яснее начали обнаруживать в себе дикие лангобардские черты, которые за последний век итальянская знать не смогла в себе никоим образом искоренить. Священники вместе с папой вскоре покинули ассамблею, стараясь не смущать дорвавшихся до угощений рыцарей своим присутствием. Перед уходом, папа Иоанн напоследок пожаловался Ламберту на скудость казны и на разбойников, кишащих в его владениях, благодаря которым не удается даже собрать лес для восстановления Латеранской базилики. Император, восседая в компании Беренгария Фриульского и своего друга детства Гуго Миланского, послушно кивал головой и обещал посильную помощь, хотя, справедливости ради, устремления, свойственные молодости, в этот момент начали одерживать верх над необходимостью соблюсти должный почет и внимание заботам верховного иерарха Церкви.

Внезапно, сквозь сонм пьяных и уже большей частью малоподвижных рыцарских тел, к Ламберту приблизился Альберих, граф Камерино и Фермо. Ламберт удивленно поднял брови:

— Как же так, мессер Альберих?! За вами ходит слава одного из самых разгульных и вольных милесов Италии! Что заставило вас иметь столь озабоченный вид в столь веселые минуты?

— Вызов Тосканы, Ваше Высочество!

— Вызов Тосканы считаю не более чем лаем побитой собаки. Я считал Адальберта более умным человеком, ведь все-таки нужно соизмерять свои силы! Поистине, за этим стоит его вздорная Берта, которой, видимо, хочется закончить свои дни не в богатстве и роскоши, о которых в Италии ходят басни, а в монастыре за миской ржаной каши.

— Я бы тоже так считал, государь. Но порой бывает важным оказаться сильнее не вообще и потенциально, а в нужное время в нужном месте. И текущий расклад, боюсь, весьма тревожен для вашей короны!

— В чем дело? — Ламберт встревожился, благодатный хмель, теплой ватой окутавший его тело, мгновенно испарился.

— Мы схватили оруженосца этого Хильдебранда!

— Альберих, вы схватили посла?

— Не посла, а его оруженосца, на кого гарантии неприкосновенности нет. И не возражайте, государь, ваше рыцарское благородство известно всему миру и пусть этот поступок, если он и в самом деле бесстыден, пятном ляжет на мою репутацию. Но слушайте, благодаря нашим нехитрым стараниям, — Альберих многозначительно ухмыльнулся, тогда как все, слышавшие его, поморщились, — мы узнали, что наш друг Адальберт отнюдь не сидит сейчас в теплой купели возле своей жены, а с войском в тысячу копий движется в сторону Павии. Тем самым, он рассчитывает занять столицу королей Италии а, кроме того, и это даже более важно, преследует цель отрезать нам пути сообщений со Сполето и Римом и дать бой ранее, чем к нам придет подкрепление! Вам напомнить, сколько сейчас под вашим знаменем рыцарей?

— Сто человек, — ответил Ламберт и крепко задумался. Ситуация и впрямь оказалась предельно опасной. Папа и император оказались в западне.

— Есть новости из Рима?

— Третий день без новостей, государь. Но для беспокойства повода нет. Мой друг Теофилакт контролирует город, и, я уверен, сможет оказать сопротивление не менее достойное, чем Велизарий полчищам Тотилы.

— Надеюсь на это. Ну что же, — Ламберт сокрушенно вздохнул, — пир окончен, друзья мои, и окончен ранее, чем вам и мне того хотелось. Всех наших добрых милесов развести по постелям, дать проспаться, оруженосцам готовить снаряжение и лошадей. Быть готовыми завтра выступить.

— Но государь, нас вдесятеро меньше! Вдесятеро! Не лучше ли было бы положиться на крепость равеннских стен?

— И держать осаду, не будучи в силах влиять на итальянские земли? Сколько союзников из тех, кто клялся в верности сегодня, завтра останутся в нашем лагере? И не в Вере ли нашей больше силы, нежели в наших мечах? Клянусь Писанием, я сам буду искать встречи с тосканцами, а встретив, атакую, не дожидаясь приглашения, и Волею Господа учиню над ними суд по правде!

Оставив папу на попечение архиепископа Равеннского и Беренгария Фриульского, вечером следующего дня император Ламберт, в сопровождении ста верных сполетских рыцарей, отправился навстречу многопревосходящему их войску мятежного Адальберта Тосканского. На коротком военном совете с участием Альбериха, Кресченция и самого Ламберта было решено двигаться к Пьяченце, стремясь не допустить Адальберта к Павии, где он мог всерьез и надолго укрепиться, а, главное, захватить в свои руки все регалии королевской власти. К тому же накануне этим же самым маршрутом проследовал Хильдебранд, который устремился навстречу своему сюзерену в сопровождении несколько усеченной свиты, проклиная своего, по всей видимости, где-то подгулявшего, оруженосца. Первые же расспрошенные сполетцами хозяева постоялых дворов и таверн подтвердили правильность их выводов — Хильдебранд ехал впереди них. Было решено соблюсти дистанцию и не гнать лошадей зазря, чтобы дерзкий посол вывел их прямиком на тосканское войско.