Владимир Стрельцов - Трупный синод

Первым на пути сполетцев стоял шатер Хильдебранда. Когда нападавшим оставалось до шатра метров двести, из-под полы его проворно вынырнул в одном исподнем Хильдебранд. По всей видимости, он был одним из очень немногих, кто в этот момент сохранял ясность рассудка и отдавал отчет в своих действиях. Мгновенно отвязав забившуюся под ним лошадь, он сиганул в сторону поля. Выпущенные вдогонку ему две-три стрелы цели не достигли.

— Вот дьявол, одна из птичек упорхнула прямо из-под носа. Не теряем времени, друзья. Навестим Адальберта! Нашедшему десять солидов, черт побери! — крикнул Альберих. Кресченций перерезал веревки шатра Хильдебранда, и шатер, неуклюже подобравшись, рухнул наземь огромной грибной шапкой. Под шапкой в ту же секунду раздались отчаянные женские вопли. Друзья, громко загоготав, бросились теперь к шатру Адальберта, выделявшемуся среди прочих и размерами, и внешним убранством.

Спешившись и ворвавшись в шатер, Альберих буквально завыл от досады. Шатер был пуст. Неужели и этот ускользнул?

В тот же миг к нему подскочил Кресченций:

— Он был там! В первом шатре, у Хильдебранда! Он без лошади! Мои люди видели его!

Альберих бросился назад. Даже в эту минуту он не преминул съязвить:

— Ого, наш друг, быть может, ко всему еще и не против содомского греха!

Из-под шатра нелепо вылезали пьяные стонущие наложницы. Оруженосец Кресченция бежал к Альбериху, вытянув руку по направлению к полю:

— Туда, туда! он там!

В момент пролетев мимо убого выстроенного, но просторного строения, в котором находился скот, Альберих коршуном начал вглядываться в необозримое поле. Рассвет уже вовсю занялся, так что глаз охватывал расстояние в несколько миль.

Альберих развернул коня. На лице его заиграла ухмылка.

— Ну нет, дружок, шалишь. Бегай ты со скоростью оленя, за это время ты не успел бы пробежать поле!

И, обратившись к своим напарникам, крикнул:

— Он где-то здесь. Ищите внимательнее!

Сам же Альберих решился войти в хлев. Отворив покосившуюся дверь, он первым делом зажал нос. Запах свинарника был пронзительно одуряющим. Хохотнув, представляя блистательного чистоплюя Адальберта среди свиней, Альберих, вынув меч из ножен, начал осторожно оглядывать помещение. В хлеву находилось порядка трех десятков свиней, с любопытством разглядывавших непрошеного гостя и, казалось, насмехавшихся над ним презрительными щелочками своих заплывших глаз. В дальнем углу хлева высилась огромная гора сена, и при виде ее Альберих понял, что цель достигнута.

Подойдя к сеновалу, он громко сказал:

— Мессер Адальберт из рода Бонифациев, сиятельный маркиз Тосканы, если вы сию минуту не явите себя миру, я подожгу это сено и вы станете первым Каролингом в истории, которого запекли как кабана!

Сено зашевелилось, и оттуда понуро вылез Адальберт. Он был в одном исподнем, которое теперь к тому же было изрядно попорчено прилипшим сеном и свиным навозом. Весь его блеск, весь его лоск остался далеко, где-то в окрестностях бесконечно родной и уютной в этот момент Лукки.

— Граф Адальберт — вы мой пленник, и я волен буду сделать с вами все, что захочу. Вы целиком в моей власти и я требую от вас немедленной клятвы повиновения!

— По-моему, вы слишком торопитесь, мессер Альберих, — раздался знакомый молодой голос за спиной.

Альберих обернулся. Перед ним стояли Ламберт и Гуго.

— Вы забываете, мессер Альберих, что граф Адальберт бросил вызов мне, императору франков и лангобардов, и, проиграв в сражении, находится теперь не в вашей, а в моей власти и подлежит моему суду, как мятежник. Не распоряжайтесь им как вещью!

Альберих побагровел.

— Вы нарушаете древний обычай, государь! — едва сдерживая раздражение, произнес он, — плененный во время сражения является добычей пленившего!

— Да, но не принц крови. Адальберт, как вы верно заметили только что, является Каролингом, пусть и не по основной родовой ветви.

— Вы тоже! — внезапно вспылил Альберих. Гуго, оценив ситуацию, схватился за меч.

Однако Ламберту и здесь не отказала выдержка. Он мягко удержал руку Гуго своей рукой, а Альбериху с ледяным хладнокровием произнес:

— Да я тоже, но я признан Господом, наместником Его Апостола и итальянским народом королем и императором, и надо мной совершено святое миропомазание.

— Отдайте мне его, государь! Он мой! Я вам оказал столько услуг, — потеряв всякие аргументы, Альберих почти стонал.

— Мы помним все, что вы сделали для нашей семьи, мессер Альберих. Просим и вас также не забывать, кому вы обязаны благородным титулом графа Камерино и графа Фермо. Я прощаю вам вашу вспыльчивость и объясняю это следствием проявленной вами воинской отваги.

Альберих поклонился. В душе его бесновались черти. Граф Камерино, с сожалением игрока, поставившего не на ту масть, вспомнил про вчерашнюю разведку.

Ламберт подошел к Адальберту. Тот стоял, опустив голову, являя собой само воплощение униженного тщеславия.

— Сбылось пророчество твоей жены, Адальберт! Говорят, она сказала тебе однажды, что если не сделает из тебя короля, то дни свои ты закончишь в хлеву. И вот ты в хлеву, и без короны!

Адальберт молчал.

— Ты стремился в Павию? Я исполню твое желание. Ты будешь препровожден в Павию и там станешь дожидаться моего суда. Мессер Альберих, окажите милость составить компанию графу Адальберту в его поездке к столице моего королевства, которую он так хотел навестить.

Альберих с готовностью ответил поклоном. Что-то в его движении явно не понравилось Гуго, и он поспешил обратиться к императору:

— Друг мой, позволь и мне сопровождать графа Адальберта, дабы были соблюдены все почести, приличествующие статусу плененного, а доблестный милес Альберих не утруждал бы свою персону мелочным общением с павийским префектом и графом королевского дворца.

Ламберт понял мотивы своего друга. Он только грустно посетовал:

— Значит, ты не сможешь поохотиться со мной в Эмилии? А ведь мы еще собирались в Маренго! Признаться, я огорчен, ты же знаешь, сколь я ценю твое общество!

— Благодарю вас, государь. Я поспешу вернуться к вам при первой же предоставившейся возможности.

Альберих хмуро молчал. Борьба за ценный трофей была проиграна им окончательно. Граф Адальберт ускользал от него, словно форель из трясущихся похмельных рук бедолаги-рыбака, дразня последнего ярким блеском своей чешуи.

— Поспешите дать графу Адальберту достойные одежды из его или же моего гардероба, возьмите десять рыцарей и отправляйтесь в путь. Да, кстати, каковы итоги сражения? — обратился Ламберт к Альбериху.

— Среди сполетцев потерь нет. Зато примерно пятьдесят тосканцев сейчас находятся на полпути к объятиям Люцифера, — раздраженно ответил Альберих.