Владимир Стрельцов - Трупный синод

— Со своей стороны я сказал вам, мессер Гуго, достаточно. Мне хотелось бы, чтобы все остальное вы услышали из первых уст. Поверьте, услышанное вас удивит. Итак, вы едете со мной?

Заинтригованного Гуго долго уговаривать не пришлось. В течение всей дороги он упорно размышлял, что могут означать сказанные Альберихом слова. Сам же Альберих по пути в Рим уже не утруждал себя попытками сделать Гуго своим собутыльником, это получилось само собой.

И вот сейчас, когда Альберих в своем рассказе захлопнул за Адальбертом дверь темницы, терпение у Гуго полностью истощилось.

— Скажите, благородный мессер Теофилакт, мой друг Альберих обещал мне, что в стенах вашего гостеприимного дома я услышу еще один прелюбопытный рассказ.

Очень хорошо, что Гуго Миланский начал так дипломатично. Любезно кивнув ему головой, Теофилакт вежливо, но настоятельно попросил Теодору оставить их втроем. Та, обиженно поджав губы и досадуя на свою беременность, которая мешает быть в курсе таких занимательных дел, покинула трапезную.

— Все ли верно вы рассчитали, мессер Альберих? — спросил Теофилакт. Иными словами он вопрошал: «действительно ли стоит посвящать этого юнца, который с Ламбертом только что не состоит в плотской связи, в тайну смерти папы Теодора?»

— Абсолютно, мой друг, тем более что этого рассказа вы тоже еще никогда не слышали.

Брови Теофилакт взлетели вверх.

— Вот как! Я, оказывается, знаю не все! Тогда я сам горю от нетерпения услышать его. Монах заключен под стражей в моем доме, я не стал доверяться городским тюрьмам, после того как однажды лишился ценного арестанта, пытавшегося этой весной отравить нашего папу Иоанна. Прошу вас, мессеры, спуститься в подвал и заранее прошу извинения за отсутствие в этих помещениях достойного вас комфорта.

Спустя несколько минут трое рыцарей оказались в подвале дома Теофилактов, сыром и тесном, как все подвалы. Гости разместились за массивным дубовым столом. Спустя еще минут десять слуги привели закутанного в плащ с головы до пят бенедиктинского монаха.

Еще пару минут в подвале стояла абсолютная тишина. Все ждали каких-то слов и действий от Альбериха, но тот не торопился, стремясь подогреть в своих друзьях градус любопытства. Хатто боязливо поглядывал на благородных сеньоров, особенно на того, кто был ему незнаком.

— Итак, благородные мессеры, рекомендую вам брата Хатто, редчайшего пройдоху, которого когда-либо производило на свет женское чрево!

Монах робко поклонился. Альберих подошел к нему и хлопнул его по плечу.

— Ну, ну, брат Хатто, вам здесь нечего бояться. Благородные мессеры очень хотят услышать ваш рассказ о…

— Смилуйтесь, мессер Альберих, — взмолился Хатто.

— Да нет же, монах, собравшихся интересует вовсе не то, что вам так отравляет бессонные ночи. Мы хотим послушать вашу историю, где вы предстаете образцом лисьей хитрости и волчьей отваги. Нас интересует история, случившаяся в Милане.

— Ах это! — монах сразу повеселел — Извольте, мессеры, я к вашим услугам!

Хатто начал свой рассказ, в течение которого Альберих насмешливо наблюдал за Гуго. Тот же с каждой минутой становился все мрачнее, все громче и громче выдыхал спертый воздух подвала, кулаки его сжимались все крепче, на лице волнами заиграли скулы.

Монах же с воодушевлением повествовал о своих талантах, так ярко проявившихся в Милане, речь его лилась горным ручьем. Хатто преисполнился всамделишной гордостью, как это бывает со всяким рассказчиком, повествующим о деле, в котором он сыграл выдающуюся роль. Поэтому сердце Хатто испуганно захолонуло, когда на последних словах монаха о смерти Майнфреда, незнакомый ему сеньор неожиданно вскочил из-за стола, будучи вне себя от гнева.

— Нет! Ты врешь! Ты все врешь, монах! Этого не может быть! Этого не могло быть! Будь ты проклят, клеветник!

— Монах Хатто, готовы ли подтвердить свои слова на Священном Писании? — спокойно добивал Гуго Альберих.

— О да, мессер Альберих, велите принести….. Но…. Я не понимаю, почему ваш друг преисполнился такой яростью?

— Почему? Тебе нужны еще и мои объяснения, низкий мерзавец? Я Гуго, и Майнфред мой отец!

Монах в ужасе отпрянул к стене. Гуго схватился за голову.

— О, Господи! О, неслыханное предательство! О, подлая герцогиня! О, лицемерный друг! Как можно так было поступить с отцом и со мной? Где ты, мерзкий монах? К ответу, негодяй!

И прежде чем Альберих с Теофилактом успели что-то сообразить, Гуго пантерой кинулся к монаху, выхватил свой кинжал и трижды остервенело вонзил его в Хатто. Монах рухнул на пол, корчась в судорогах и громко захлебываясь своей кровью.

Все молчали. Гуго шумно дышал, продолжая держать кинжал, с которого капала кровь. Хатто дергался в своих предсмертных конвульсиях. Громко фыркнув, Альберих сокрушенно промолвил:

— Черт побери, Гуго, вы лишили нас ценнейшего пленника.

— Что? — Гуго повернулся к нему, вид у него был такой, что Альберих и Теофилакт инстинктивно положили руки на рукояти своих мечей, — О, не беспокойтесь, мессеры, я услышал более чем достаточно, и я возмещу вам ваши затраты. Но он сказал, что моего отца казнила Агельтруда, да сгорит она в аду, но Ламберт, …. действительно ли он знал, как все произошло на самом деле?

Похоже, к Гуго возвращалась ясность мысли. В планы Альбериха это явно не входило, и он поспешил помешать этому процессу.

— Скажите, а почему Ламберт медлит с передачей вам ваших наследственных прав на титул и имущество благородного графа Майнфреда?

Удар достиг цели. Глаза Гуго сверкнули бешенством.

— Да! Да, черт побери! Он уверял меня, что все дело времени, но теперь-то я понимаю, что это ложь!

— Быть может, император видит наследником графства вашего племянника Мило, который воспитывается при дворе Беренгария? Ведь тот сын вашего сводного брата, который старше вас? А императору не нужны ссоры с фриульцем.

— О Небо! Я об этом не думал!

— Кстати, вы заметили, что герцогиня всегда отводит возможные удары по репутации своего сына, самолично принимая участие в грязных делах сполетского двора, будь то Трупный синод или выборы папы? — продолжал неутомимо подливать яда Альберих.

— О да, поистине это так! Все уловки, что Ламберт чего-то не знал или не хотел, ложь! Я понимал, я ведь понимал это, но гнал подобные мысли прочь. Но, как же так, — вновь запнулся Гуго, — мы же …. мы же с ним…….с детства…., — и молодой человек, не совладав с собой, разрыдался.

— Интересы короны никогда не считаются с интересами и чувствами простых смертных, — веско и к месту вставил слово Теофилакт.

Гуго молча закивал головой, ничуть не стесняясь своего маломужественного вида и продолжая размазывать по щекам слезы. Альберих, внимательно поглядев на него, решился на контрольный выстрел.