Мария Воронова - Здравствуй, сестра!

Она не стала хуже работать, но ее труд уже не казался ей интересным и важным. Теперь это было только средство убивать время в ожидании Ланского. Но сколько еще его впереди, этого времени? Элеонора решила, что, получив должность, будет откладывать большую часть жалованья, чтобы они могли пожениться сразу же по возвращении Алексея с фронта.

Изменения в ее настроении не ускользнули от бдительного ока Александры Ивановны. И, страдая от невозможности выговориться, в конце концов Элеонора рассказала ей все.

— Господи, какая же ты дурочка! — разволновалась Титова, выслушав сбивчивое повествование Элеоноры. — Почему ты раньше не посоветовалась со мной? Да и я хороша, могла бы и раньше поинтересоваться, что с тобой происходит. Но ведь я была уверена, что у тебя роман с Воиновым, и не хотела лезть тебе в душу…

— При чем тут Воинов? — раздраженно спросила Элеонора. — Мы с ним друзья, и не больше!

— Ну ладно, не злись. Но вы так страстно обнимались с ним в нашем садике на глазах у всего института, вот мы и подумали… Да и лучше было тебе закрутить с ним, чем с этим твоим Ланским.

— Как вы можете так говорить! — воскликнула Элеонора. — Ланской — благородный человек. Отказываясь сейчас жениться на мне, он поступил честно. Он заботится обо мне.

— Может быть, может быть… — вздохнула Титова. — Но я-то думаю, тут дело совсем не в благородстве. И не в заботе о тебе. Просто Ланской не хочет жениться на бесприданнице, вот и все. Зря ты ходила к нему…

Элеонора посмотрела на Александру Ивановну безумными глазами. Она не верила своим ушам…

— Это был самый неразумный поступок, какой только можно себе вообразить, — продолжала та. — Если ты нужна мужчине, то он из-под земли тебя достанет. Преодолеет любые препятствия, из кожи вон вылезет. А если он тебя не слишком сильно любит, твоя навязчивость только все испортит. Не зря говорят, что мужчина — охотник, а женщина — дичь.

Элеонора вскочила с дивана и, покраснев, подбежала к окну. Она злилась и не хотела, чтобы Титова видела сейчас ее лицо. Ей было неприятно слушать Александру Ивановну. Да как она смеет, рассуждая об отношениях Элеоноры с Ланским, говорить эти ужасные пошлости про дичь и охотника? Что она знает о любви, любовница барона Шварцвальда, мать двоих рожденных вне брака детей?!

Но, словно не замечая реакции девушки, Титова продолжала спокойно говорить:

— Вдумайся, Элеонора, насколько это верно. Дичь убегает, охотник ее преследует. И чем усерднее она бежит, тем в большие дебри он забирается. При этом он испытывает азарт и восторг. А теперь представь, что дичь, ну лось, допустим, вдруг поворачивается и бежит на охотника. Какие тут восторги? Охотник понесется прочь так, что только пятки засверкают! И будет чувствовать лишь страх. Понятно?

— Понятно. Только мы с Алексеем тут ни при чем. Во-первых, я не бегала за ним…

— Но ты же приходила к нему домой.

— Да, и не жалею об этом! Ведь я выяснила наконец, что у Алексея благородные намерения.

Титова тяжело вздохнула и закурила.

— Радость моя, я сейчас скажу тебе кое-что. Пусть даже ты возненавидишь меня за это, но я должна сказать. Дай Бог, чтобы я ошибалась, я всем сердцем желаю тебе счастья… Элеонора, Ланской не собирается жениться на тебе. Но он боится сказать об этом прямо, вот и придумывает разные причины.

Элеонора чуть не застонала.

— Это абсурд, абсурд!.. Он же объяснялся мне, целовал! Разумеется, он любит меня. И то, что я пошла к нему все выяснить, это совершенно естественно.

— А где была твоя женская гордость? — возмущенно воскликнула Титова, но, заметив недобрый взгляд Элеоноры, тут же осеклась. — Ну хорошо, извини, не мне тебя упрекать. Но все же… Ты ведь сама позволяла ему целовать тебя. Слушай, получается, будто бы у тебя попросили денег, ты дала, а потом заявила в суде, что их у тебя украли.

— Мне непонятны ваши аналогии, — процедила Элеонора, в душу которой вползал могильный холод.

«А вдруг Титова права?» — невольно думала она, почти убежденная логикой Александры Ивановны. Что она могла противопоставить этой логике? Только собственные чувства…

Отчаяние отразилось на лице Элеоноры.

— Милая моя. — Титова подошла к девушке и обняла ее за плечи. — Жизнь била меня очень сильно, поэтому не слушай меня, у тебя все будет иначе. Наверное, я чего-то не понимаю и Ланской действительно любит тебя. Потерпи, время покажет…

Элеонора терпела, больше ей ничего не оставалось. Только после разговора с Титовой в ее груди поселилась каменная жаба, холодными лапами сжимающая сердце. Помимо страшной мысли о том, что Ланской, может быть, не любит ее, девушка не могла не думать о своем унижении. Да, теперь она была уверена, что унизила себя, явившись к Алексею для объяснений.

Надежда на счастливое соединение с Ланским потускнела, приобрела налет несбыточности. В глубине души девушка стала бояться встречи, которая когда-нибудь случится. Вдруг сейчас Алексей думает об Элеоноре не с любовью, а с презрением?

Словом, это была очень тяжелая осень.

Элеонора продолжала работать и заниматься на курсах. Приближались экзамены, после которых она могла получить диплом сестры милосердия и должность в госпитале. По привычке Элеонора старательно готовилась, чтобы сдать экзамены на «отлично». Она не должна оказаться хуже других. Но хлопоты Петра Ивановича о должности для нее девушка воспринимала равнодушно.

А еще давало знать о себе переутомление, ведь, если считать курсы, она работала по десять — двенадцать часов в день. Больше половины этого времени приходилось проводить на ногах, и у нее стали болеть колени и поясница. Теперь она плохо спала по ночам, прислушиваясь к своим ощущениям. Ей казалось, что в коленках у нее надуваются, а потом лопаются пузыри воздуха.

Получившая на курсах некоторые медицинские знания, Элеонора ставила себе разные диагнозы, самым невинным из которых был туберкулез костей. Она была почти уверена в том, что скоро умрет, и не хотела лечиться.

От Ланского не было никаких известий. А от Воинова на адрес Клинического института иногда приходили открытки. На мятых кусочках картона обычно было нацарапано несколько слов, которыми Константин Георгиевич уверял коллег в своем полном здравии. Вглядываясь в витиеватый, похожий на женский почерк Воинова, Элеонора раздраженно думала, что Ланской тоже мог бы прислать ей открытку, если уж у него нет времени на обстоятельное письмо.

Вернулась из заграничного свадебного путешествия еще больше похорошевшая Лиза и с подарками приехала навестить родителей. Ее муж не горел желанием общаться с новыми родственниками. Предоставив Лизе полную свободу, он целыми днями занимался своим бизнесом. Воронцовы планировали пробыть в Петрограде до лета. За это время Макс, считавший бизнес в России слишком рискованным из-за войны и народных волнений, собирался свернуть здесь все свои дела, после чего супруги намеревались окончательно перебраться в Париж.