Мария Воронова - Здравствуй, сестра!

Самым сложным по-прежнему оставалось обеспечение госпиталя расходными материалами. Девушка научилась покрикивать на докторов, неэкономно использующих марлю и тампоны, и, что удивительно, они воспринимали это как должное. Еще одной проблемой было то, что спирт всегда заканчивался раньше, чем она планировала, при этом мужчины с невинными лицами пытались убедить ее, что это — результат естественного испарения.

Сначала Элеонора доливала к спирту йод в надежде, что изменение цвета отпугнет жаждущих. Не помогло. Тогда она перелила спирт в другую бутыль и приделала на нее этикетку, на которой старательно изобразила череп с костями и написала «яд». Этот хитрый маневр тоже никого не ввел в заблуждение.

— Откуда при нашем снабжении яд? — фыркнул Воинов.

— А можно назначить меня ответственным хранителем запасов спирта? — ехидно поинтересовался Демидыч.

— В таком случае доктора Воинова придется назначить ответственным хранителем чужого гарема, — усмехнулся Корф. — Но Элеонора Сергеевна права, спирт необходим в работе, а для особо страждущих у нас достаточно водки.

Замечание насчет гарема, конечно, кольнуло Элеонору, но неожиданная поддержка Корфа показалась ей очень приятной. Похоже, она становится авторитетной личностью!..

После месяца фронтовой жизни Элеонора сделала потрясающее открытие — она редко думает о Ланском! Конечно, она продолжала любить его, но для страданий из-за несчастной любви у девушки не оставалось ни времени, ни сил.

С изменениями на театре боевых действий госпиталю пришлось покинуть хутор и переехать в холодные бараки. До войны это были, наверное, помещения для сезонных рабочих.

Элеонора очень удивилась, что коты, жившие при госпитале, передислоцировались вместе с ним, оставив избы, богатые мышами. «Вот мне еще забота вас кормить! За какие заслуги?» — сердито сказала она котам, обнаружив их в одном из бараков. Но потом коты очень пригодились — в качестве живых грелок.

В бараках было холодно, походные печки не могли обогреть большие помещения с тонкими стенами, вдоль которых санитары натянули брезентовые полотнища. С помощью таких же полотнищ барак поделили на несколько отсеков, выделив Элеоноре отдельный закуток.

На новом месте она столкнулась с новой проблемой — отсутствием бани. На хуторе баню топили каждый день, а здесь Элеоноре приходилось каждый вечер кипятить себе ведро воды и удаляться с ним в холодную чащу, подальше от мужских глаз — мыться в тазу в своем плохо отгороженном закутке она не решалась.

В лазарете был один из редко выпадавших спокойных дней. Большинство раненых были прооперированы и отправлены на следующий этап эвакуации, а те, что оставались, не требовали дополнительной помощи.

— У меня сейчас нет срочной работы, — сказала Элеонора Воинову. — Можно я посплю?

— Разумеется, ступайте. Мы разбудим вас при необходимости, а при артобстреле вынесем в первую очередь, — улыбнулся он. — Вы назначили дежурного в палате?

— Так точно. — Элеоноре нравилось отвечать по-военному.

Через три часа она проснулась, чувствуя себя обновленной, и вышла из закутка.

В палате раненых все было спокойно, и Элеонора отправилась готовить материал. Накануне состоялась большая стирка, и теперь девушку дожидалась целая гора простыней и пеленок. Все это нужно было аккуратно разложить по круглым железным коробкам — биксам и отправить в стерилизатор. По своей конструкции стерилизатор напоминал гигантский самовар; для того чтобы растопить его, требовалось много дров.

Воинов, успевший принять партию раненых, спал на топчане в предоперационной. Лицо его было сосредоточенным, как бывает у спящих детей.

Элеонора растопила стерилизатор, обработала руки и, устроившись рядом с Воиновым, стала крутить шарики из проглаженных кусочков марли.

Вскоре Константин Георгиевич проснулся и открыл глаза. Некоторое время он заинтересованно наблюдал за девушкой.

— Слушайте, как вы это делаете? — наконец спросил он.

— Что, простите?

— Как вы крутите эти шарики?

— Очень просто. — Она медленно продемонстрировала, как из кусочка марли получается шарик, который потом удобно зажимать в хирургическом инструменте.

— Да вы просто фокусница!

Довольная похвалой, она предложила ему чаю.

— Спасибо. Элеонора Сергеевна, подумайте, где нам поскорее достать морфия. Слава Богу, сейчас никто остро не нуждается в наркотике, но ситуация может измениться в любую секунду.

Элеонора пообещала, что с утра отправит санитара в командировку.

— Я так боюсь, что меня ранит, — сказала она, представив себе медицинскую помощь без обезболивания. — Пусть бы уж сразу убило.

— Элеонора Сергеевна, милая! — Воинов вскочил с топчана. — Я и мысли не допускаю, что вас может ранить. Я каждый день молю Бога, чтобы Он хранил вас… — Элеонора немного удивилась его взволнованному тону. — Вы не будете ранены, обещаю.

Взяв руку Элеоноры, он осторожно поцеловал ее, тем самым расстерилизовав.

— Я вам верю, — прошептала она. — А теперь давайте пить чай.

Несколько шариков остались недоделанными.

Не успела в семействе Архангельских улечься буря, вызванная отъездом Элеоноры, как Лиза сообщила родителям, что они с мужем уезжают на следующей неделе. Дела потребовали присутствия Воронцова в Великобритании.

Жене Макс сказал, что Англия нравится ему больше Франции, поэтому он передумал жить в Париже и приобрел имение в Шропшире, неподалеку от Лондона.

Лизу очень задело, что Макс даже не поинтересовался ее мнением на этот счет, но у нее уже было время привыкнуть к тому, что он принимает решения, ни с кем не советуясь.

Прощание вышло печальным. Ксения Михайловна не любила зятя, но в последнее время тепло относилась к дочери, возможно, из-за ее беременности.

А с отцом у Лизы всегда были нежные отношения, хотя голова профессора и была обычно занята научными изысканиями. Лиза знала, что Петру Ивановичу будет не хватать ее, и огорчалась его огорчением.

Но больше всего ей было жаль, что нельзя взять с собой Элеонору. Возможно, единственная из всех, Лиза понимала причину ее скоропалительного отъезда на фронт, хотя, разумеется, и не одобряла этого дикого поступка сестры. Вот кто бы скрасил ее дни в незнакомом Шропшире! За недолгое время общения Лиза успела полюбить сестру и искренне привязаться к ней.

Вспомнила она и о Воинове… Но теперь уже не имело значения, насколько далеко они окажутся друг от друга, ведь все, что между ними было, прошло, прошло…

Через неделю Лиза с легким сердцем въезжала в Грэндж — так называлось имение, купленное Воронцовым.