Илья Дроканов - Броня Балтики [litres]

Осознавая, что этой отрешенностью Кристина защищается от событий, происходящих вопреки ее желаниям и помыслам, Стрельцов тоже замкнулся. Что они сейчас могли сказать друг другу, когда все уже обсуждено не один и не два раза? Так, без слов, и доехали до вокзала, словно чужие. На перроне, рядом с вагоном, она перекрестила его и сухо поцеловала в щеку. Потом, дотянувшись до плеча, легонько подтолкнула его и прошептала: «Иди, мне надо побыть одной!»

Стрельцов покорно сделал шаг назад, но Кристина вдруг порывисто обняла его и, опустив глаза, сказала:

– Милый, если поедешь в Гельсингфорс, дай мне знать… Я очень хочу увидеть тебя еще раз.

С этими словами она отвернулась и быстро ушла в вагон.

А Стрельцов стоял на перроне до тех пор, пока последний вагон поезда не скрылся из виду.

Ему было тяжко: здесь, на вокзале, разыгрался финал самого яркого отрезка его частной жизни. Он чувствовал и понимал, что это именно так. Ничего из прошлого вернуть не получится. Любимая женщина ехала от него, и он сам отправил ее прочь. Немного успокаивало одно: было ясно, что германская разведка не оставит своих попыток уничтожить в Ревеле разведывательное отделение балтийцев и его начальника. Любому человеку находиться рядом со Стрельцовым становилось просто опасно. И Кристину нельзя подвергать такой опасности. Она покинула Ревель, поэтому Илья Иванович резонно полагал, что угроза ее жизни теперь отведена.

С вокзала он отправился бродить по городу. Сперва шел бесцельно, но шаг за шагом утверждался в мысли о том, что ему необходимо лично увидеть то, что натворили германские бомбовозы в городских кварталах и в порту. На одной из улиц он обратил внимание на воронки в мостовой. Силами городских властей и добровольцев зияющие раны в аккуратной брусчатке постепенно засыпались землей и щебнем, но следы от взрывов бомб еще оставались.

Неподалеку стоял полуразрушенный трехэтажный жилой дом, в который попала бомба. Скорее всего, он горел после бомбежки: стены были покрыты копотью, из провалов в стенах и разбитых окон торчали черные головешки деревянных перекрытий.

Кирпичная ограда морского порта тоже пострадала от взрыва. Перебираясь по краю воронки через битые кирпичи, Илья Иванович попал на территорию порта. Было видно, что здесь упало много бомб: об этом говорили руины водонапорной башни, развороченные рельсы железнодорожной ветки, разбитый пакгауз. Две-три рабочих бригады трудились над восстановлением порушенного хозяйства.

Через проломы в стенах пакгауза полковник вышел на причальную стенку, вплотную к которой высилось здание зернового элеватора из красного кирпича. Громадина давно стояла пустой: грузовые пароходы уже два года не вывозили отсюда русскую пшеницу в заграничные порты Балтийского моря.

Но и незагруженному элеватору досталось от вражеских аэропланов, обратил внимание Стрельцов, войдя внутрь здания. Тяжелая бомба пробила его навылет – от черепичной крыши до бетонного фундамента. Поднимаясь с одного яруса на другой по ступеням крутой лестницы, местами поврежденной взрывом, Илья Иванович добрался наверх. Над головой осталась только крыша с зияющим отверстием от попадания фугаса. Пол верхнего рабочего яруса тоже пострадал: через пробитую в нем дыру были перекинуты несколько досок, по которым можно было пройти к лестнице в противоположной стороне. С досок было видно, что далеко внизу под воронкой плещется вода. От досады на то, что безнаказанно натворил германец в его городе, Стрельцов грубо выругался, что с ним редко случалось, и смачно плюнул вниз, как в далекие кадетские годы. Его заполнила острая жажда мести врагу, который громил его жизнь так же, как этот портовый элеватор. Со сжатыми от злости кулаками разведчик быстро спустился вниз.

А в Гельсингфорс Илья Иванович попал через два дня. Понимая, что Кристина еще не успела приехать в Тампере к мужу, беспокоить женщину не стал. Тем более что вопрос, по которому ему велели прибыть, оказался крайне важным и не допускал никаких отвлечений.

В штабе флота Стрельцову сообщили, что его вызвал к себе лично Василий Александрович Канин. Полковник от удивления даже головой покачал: ну и дела творятся, его высокопревосходительство прежде не оказывал такой чести своему начальнику разведки.

Комфлот стоял перед картой Балтийского моря спиной к дверям своего просторного кабинета. Услышав доклад вошедшего, повернул голову и произнес:

– Здравствуйте! Прошу вас подойти к карте.

Стрельцов встал рядом с адмиралом, продолжая раздумывать, о чем пойдет речь. Василий Александрович держал паузу. Подошел к столу, на полированной поверхности которого почти ничего не было, за исключением нескольких бумаг. Взял одну из них, мельком пробежал глазами по строчкам и положил на место. Снова вернулся к карте.

«Видимо, не очень представляет, с чего ему следует начать», – подумал полковник, но тут же услышал голос Канина:

– Мы полагаем, что, ввиду боевых событий, произошедших недавно в Северном море, внимание германского военного командования продолжает быть сосредоточенным на Атлантическом театре. В Берлине после крайне тяжелого для обоих участников Ютландского боя размышляют над тем, как обойти англичан. Не мне вам рассказывать, что германский флот все еще очень силен. И рвется в бой, чтобы завоевать выход в открытый океан. Поэтому мы и полагаем, что в течение ближайшего времени нет оснований ожидать крупных операций немцев в направлении Рижского залива. Ставка решила воспользоваться этим и произвести сильный нажим на Рижском участке сухопутного фронта, рассчитывая, что германские корабли не смогут сейчас оказать помощь своей армии.

Василий Александрович замолчал, сквозь стекла пенсне вгляделся в лицо подчиненного, будто видел его впервые, подошел вплотную к карте, ткнул пальцем в то место, где находилась Рига, и продолжил:

– Начальник штаба Ставки, генерал-адъютант Михаил Васильевич Алексеев, предписал командующему Северным фронтом подготовиться к наступлению силами двенадцатой армии с целью заставить немцев отойти от Двины и, может быть, при дальнейшем успехе очистить всю Курляндию. Значительная роль в этом деле определена флоту. От нас требуется произвести высадку морского десанта на мыс Доменес и на побережье Рижского залива. Вы, Илья Иванович, в октябре прошлого года участвовали в подготовке демонстративного десанта на Доменес. Весьма успешно справились с поставленной задачей. На сей раз я назначаю вас своим представителем в штабе Северного фронта на время подготовки совместных действий. Вам, как полковнику Генерального Штаба, и карты в руки, в Академии армейские и фронтовые операции учили, теперь пора воплотить теорию в практику. Надеюсь на ваши личные качества, думаю, что вы найдете общий язык с сухопутными штабистами. Смотрите, не повторите ошибок Колчака, который в начале войны так и не смог в Ставке Главковерха защитить план активных операций флота. Александр Васильевич тогда жаловался на чрезмерный бюрократизм генштабистов. Но вы многих этих людей, должно быть, знаете лично, поэтому сможете договориться. Рассчитываю на ваш успех. Детали узнаете у Черкасского, Михаил Борисович полностью осведомлен во всех вопросах, с ним будете держать связь. Вопросы есть? Нет? Тогда приступайте к работе немедля! С Богом!