Рене Манзор - Апокриф. Давид из Назарета

– Ты записал, писарь? – пробурчал император.

– Да, цезарь, – подтвердил сгорбленный старик, поднося завещание.

Трясущейся рукой Тиберий поставил, как смог, свою подпись.

Антония наслаждалась при виде каждой написанной буквы.

Калигулу выворачивало наизнанку от такой несправедливости.

Антония убедилась, что часовые стоят на посту, перед каждым выходом, и направилась к своему внуку.

– Не дуйся, – попросила она, улыбаясь. – Ты ведь станешь императором. Хорошая новость, не так ли?

Гемелл искоса посмотрел на нее.

– Хорошая новость? Дедушка умирает.

– Ну да… Но он немало прожил. Семьдесят девять лет! Это можно считать оскорблением богам!

– Калигула прав! Я еще слишком юн, чтобы править.

– Не мели вздор. В твоем возрасте Август уже занимался политикой, и он правил более сорока лет!

– Август был богом.

– Но не в восемнадцать лет. В политике его наставлял Юлий Цезарь, и я могу исполнять эту роль для тебя.

– Дедушка выбрал Калигулу.

– Теоретически да.

– Что значит «теоретически»? Тиберий указал его в своем завещании в присутствии сенаторов и…

– Завещание – это всего лишь клочок пергамента, мой мальчик.

Гемелл ответил мрачным взглядом на это замечание.

– Такова последняя воля императора, бабушка. Ты что, относишься к ней без всякого уважения?

– Без уважения? Конечно с некоторым уважением, да… – ответила она небрежно. – Так вот, знай: последние слова человека стоят примерно столько же, сколько и первые. Теперь послушай меня внимательно, проблема Принципата [29] Политический режим в ранней Римской империи. заключается в том, что не существует определенного правила наследования власти. Это предполагает обязательную люстрацию. Тиберий уничтожил всех своих соперников, начиная с членов твоей семьи. И то же самое сделал Август. На данный момент твоим главным врагом является Калигула. И моим тоже. Он думает лишь о том, как бы устранить тебя и править вместо нас.

– Вместо нас? – недовольно скривился Гемелл.

С улыбкой на устах Антония попыталась исправить эту выдавшую ее обмолвку.

– В первые годы тебе непременно понадобится советник, – прошептала она, поглаживая его по щеке.

Это замечание внесло еще больше смятения в душу юноши.

– То, что ты мне предлагаешь, бабушка, бесчестно.

– Честь и политика несовместимы, мой мальчик. Это первое, что ты должен усвоить, если хочешь править.

В коридоре послышался шум упавшего тела.

Секунду спустя в комнату ворвались десять вооруженных мечами солдат преторианской гвардии. Не успела Антония понять, что происходит, как Макрон со своими солдатами окружил ложе.

Переступая через труп умирающего на беломраморном полу часового, Калигула, как ни в чем не бывало, вошел в комнату и торжественно объявил:

– Император умер, да здравствует император!

Охваченные паникой от такого количества направленных на них мечей, в том числе и окровавленных, Антония и Гемелл не смели и пошелохнуться.

– Я не собираюсь быть таким же жестоким, как мой предшественник, – заявил Калигула, подходя к ним. – Семья – вот что для меня важнее всего. Поэтому я принял решение усыновить Гемелла. Я объявлю его в сенате своим преемником, и, когда придет час, он станет править после меня.

Антония усмотрела в этом очередное проявление его двуличности, но разве был у нее выбор, если и ей уже настало время задуматься о вечном? Подойдя к ней, Калигула протянул руку для поцелуя.

– Что касается тебя, бабушка… Император надеется, что сможет рассчитывать на твои мудрые советы.

Сердце от волнения выпрыгивало из груди старухи, когда она, пытаясь выглядеть как можно более убедительной, поцеловала Калигуле руку, после чего под взглядом потрясенного Гемелла она пала ниц перед ним и произнесла:

– Ave Caesar [30] Ave Caesar! – славься, Цезарь! ( лат .) . Я твоя покорная раба.

Иерусалим, Иудея

В то раннее утро уже было невыносимо жарко. Человек затаился в засаде. Не отрывая глаз от окна, он наблюдал за женщиной, находившейся в доме. Она мылась, не подозревая, что кто-то может подсматривать за ней через неплотно сдвинутые занавески. Несмотря на свой возраст, Анна Аримафейская все еще возбуждала желание, но человека сейчас интересовало совсем не это.

Прежде чем начать действовать, ему нужно было выяснить, с каким количеством людей ему придется иметь дело, поскольку его левая рука, висевшая на перевязи, все еще не была работоспособна. Пока он увидел на вилле одного ребенка, девушку, раба и вот эту женщину.

Иосифа Аримафейского не было.

Может быть, он все еще на заседании синедриона?

Савл достал кинжал из-под своей хламиды и посмотрел на лезвие с засохшей кровью. Судьба этой почтенной семьи теперь была в его руках. Прислушавшись, он поспешил отказаться от своих намерений: загромыхала проезжающая по соседней улице повозка. Анна повернулась и посмотрела в окно. Савл едва успел спрятаться за одним из деревьев, что росли во дворе.

Он узнал голос Иосифа.

Сквозь густую листву он видел, как тот сошел с остановившегося во дворе цизиума [31] Цизиум – двуколка. , поблагодарил возницу и направился к главному входу. Пока двуколка выезжала за ограду виллы, Савл обошел здание и вспорол брюхо сторожевому псу. Затем он выбил кухонную дверь и вошел в дом.

Когда Иосиф появился в прихожей, сын бросился ему в объятия.

– Ты видел Султана, аба? – спросил мальчик.

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

– Обычно по утрам он всегда приходит меня будить.

– Скорее всего, твоя собака еще роется на ближайшей свалке. Кстати, а чего ты поднялся в столь ранний час?

Иосиф стал его щекотать, и ребенок засмеялся, уворачиваясь.

– Ты поиграешь со мной в ванной?

– Я пойду прилягу. Я всю ночь работал. А мама уже проснулась?

– Она прихорашивается. Это надолго!

– Да что ты говоришь…

Иосиф опустил сына на пол, и тот сразу же убежал.

Зайдя в кухню, чтобы перекусить, Иосиф почувствовал неладное.

Створка двери входа для прислуги была приоткрыта.

Непохоже, чтобы его жена могла бросить открытой дверь, выходящую на улицу. Что-то произошло… Подойдя ближе, он увидел, что дверная задвижка сорвана.

Сердце Иосифа бешено забилось, он схватил нож и прислушался.

В кухне было тихо. В столь ранний час это помещение освещали лишь солнечные лучи, поэтому мало что можно было разглядеть. Если сюда ворвался грабитель, он мог спрятаться только в кладовой.

Держа в руке свое «оружие», Иосиф осторожно стал пробираться к ближайшему встроенному шкафу… Он обошел точильный круг и резко остановился: опираясь на треногу, спиной к нему неподвижно стоял его раб.

– Авраам? – пробормотал он.