Виктор Душнев - Ангелы плачут над Русью

— Что ты, что ты? — замахал руками Даниил.

Тяпка улыбнулся:

— Ну а княжество у тебя уже есть, Даниил, князь Воронежский, атаман воронежских казаков... — Поднялся на ноги. — Поди, хватит ребятам купаться! Один чёрт все сабли не выловим. Домой пора...

Поехали домой. Доехали до лагеря, накрыли столы, принесли мёду крепкого и закатили пир на весь... Нет, ну, может, и не на весь мир, но уж на весь Черлёный Яр точно.

На другой день на больную голову делами не занимались, только Рус с Кезинером продолжили нести дозор. А на третий день атаманы собрались в избе князя.

— Ахмата убили, порадовались, — молвил князь, всё ещё морщась от головной боли. — Теперь надо думать о будущем. Я хотел восстановить Липец, да видно, Тяпка прав: опять навлечём на себя гнев татарский и снова всё потеряем. А так княжество наше Воронежское, с лесными городами и сёлами, которые мы будем строить, ещё поживёт. И татар я в покое не оставлю. Биться буду с ними, покуда жив. Вы со мной?

— Не гневайся, княже, — поднялся Тяпка. — Мы ж договаривались так: убьём Ахмата — и я, и Рус уходим и принимаем постриг. Грехов на наших душах не счесть, надо их замаливать. Ахмата нет?

— Нет, — кивнул Даниил.

— Значит, всё. Прощай, княже.

— И мне пора домой, в Новгород Великий, — встал с лавки Порфирий Пантелеевич. — Я тебе, княже, помог, а теперь ты уже крепко стоишь на ногах. Да и вообще, братцы, не по мне это — гонять по степи. Я не казак, а ушкуйник, и с другой стороны, с матушки-Волги, буду лупить басурманов... — Помолчал и добавил: — И Аристарх с Вазихой со мной.

— Аристарх? — вздрогнул Даниил. — А я на него надеялся...

— Княже, — вздохнул Порфирий. — Во-первых, им жениться надо — Вазиха-то совсем одна осталась, а у тебя тут прямо мужской монастырь. Негоже бабе середь сотен мужиков жить. Ну, а во-вторых, он, как и я, новгородец и речной бродяга, другая стезя его влечёт.

— Но в Новгороде же ему конец! Этот ваш Порфирий Платонович...

— Порфирием Платоновичем я сам займусь! — посуровел ушкуйник. — И Трофиму-предателю башку снесу. Да мало ли у меня ещё дел и в Новгороде Великом, и на Волге? Но ты, княже, не горюй, с тобой Епифан, с тобой Силай, Кезинер, который один всех нас вместе взятых стоит, этот шустрый татарчонок. Ещё решили остаться мои верные товарищи Варфоломей и Ипат.

— А Тяпка с Русом и ты уходите, — грустно промолвил князь. — Кто ж сотни возглавлять будет?

— Да что тут думать-то? — всплеснул руками Порфирий Пантелеевич. — Епифану отдай первую, Силаю — вторую, а дозор — Кезинеру...

— Ладно, когда идёте? — перебил князь.

— Мы завтра, — потупился Тяпка.

— И мы завтра, — тихо сказал Порфирий Пантелеевич. — Завтра все и попрощаемся...

Печальным было расставание, даже со скупыми мужскими слезами. Порфирий Пантелеевич, Аристарх и Вазиха сели на коней и поехали в сторону Пронска, чтобы потом свернуть на Новосиль, обойдя Елец с севера.

Тяпка и Рус коней не взяли: Божьи люди пешком ходят. Двинулись они правым берегом Воронежа, дошагали до устья Яриловки и, отклонившись от Воронежа, заночевать решили в бояраке у Дона.

Увидели три избы и несколько хлевов.

— Попросимся? — предложил Рус.

— А пустят? — усомнился Тяпка.

— Должны пустить, — пожал плечами Рус.

Постучались. Дверь открыл здоровенный мужик, похожий на Илью Муромца:

— Вы кто?

— Странники, — буркнул Тяпка.

— Странные вы какие-то странники, — усмехнулся хозяин. — На больших дорогах странничаете? Ну заходите.

Изба просторная, на стенах доспех воинский развешан. М-да, явно не смерды и не охотники тут живут.

— Располагайтеся на полу, — указал пальцем в угол избы богатырь. — Щас Кирилл придёт — трапезовать будем.

— Да мы сыты, — заверил Рус. — Нам бы только переночевать.

— Сыты вы там али голодны, но трапезовать с нами будете! — отрубил хозяин.

Пришёл Кирилл, тоже детина — косая сажень в плечах. Накрыли широкий дубовый стол.

— Ну, идите, странники.

Сели за стол Тяпка с Русом. Трапеза не скудная: с мясом, рыбой, хлебом, но без мёда.

— Мёда не пьём, — точно прочитал мысли гостей Кирилл. — И не держим.

— Нельзя?

— Нельзя. Мы дозорные Великого князя Владимирского, и пить нам некогда. Глаз должен быть зорким, а рука твёрдой.

— Поди, недавно тут появились? — поинтересовался Рус.

— Да после того как разгромили татары Липецкое княжество, и непонятно было, возродится ли Елецкое. Дикое-то Поле сторожить надо — вот и послал нас сюда Великий князь Дмитрий Александрович. Раньше липчане охраняли рубежи Дикого Поля, а теперь мы. Нашли местечко укромное и ходим отсюда в дозор, следим, чтоб татарин внезапно на Русь не напал.

— У вас, гляжу, хлевов больше, чем изб, — заметил Рус.

— Так на охоту ходить некогда, — пожал плечами Кирилл. — Вот и завели хозяйство для прокорма.

— Постоянно здесь живёте? — спросил Тяпка.

— Зачем постоянно? Меняемся. Нас тут бывает человек до двадцати — кто в дозор идёт, кто скачет к князю во Владимир с донесением...

— Эй, а вы часом не из казаков? — перебил вдруг Кирилла его товарищ.

— Что за казаки, Матвей? — удивился Кирилл.

— Да не так давно наших разбойников стали казаками величать, — ухмыльнулся Матвей. — Татары их казмаками прозвали, ну а они в казаков переделали. — Хитро прищурился: — Вы не из этих?

— Из этих, — кивнул Тяпка. — Только мы бывшие.

— Почему бывшие?

— Устали, покоя хотим. Вот поставим где-нибудь в чаще лесной избёнку или выроем на берегу Дона пещеру — и будем там Господу Богу молиться.

— Грехи замаливать? — процедил Матвей.

— А у кого их, грехов-то, нету? — пожал плечами Тяпка.

— У всех есть. Только у одних поменьше, а у других...

В сенях что-то загромыхало, и в избу ввалился третий здоровяк.

— Вот и Степан возвратился. Где же тебя, Степан Захарович, носило? — поинтересовался Матвей.

Вновь прибывший пояснил:

— В Конев колодезь заезжал. Кобылу попоил, хотел Коня проведать — заглянул в избу, а его нету. Ждал-ждал, так и не дождался.

— Эй, про какого это коня вы толкуете? — насторожился Рус.

— Да есть тут неподалёку ручей с ключевой водой, в Дон стекающий. Мы там всегда, когда из Кривого Бора с дозору возвращаемся, и сами жажду утоляем, и лошадей поим — вода дюже хорошая. А как-то едем, смотрим — человек сидит возле того ручья. Здоровенный, но бледный и молчит. Поначалу думали, глухой: что ни спросишь, глядит тоскливо и молчит, как пень. Мы и к себе его звали — без толку. Ну и оставили в покое. А на второй день, — продолжил Степан, — заезжаем опять коней поить, а он как сидел на одном месте, так и сидит. Мы ему трапезу предлагаем, а он даже не смотрит, чисто истукан. На третий день думаем: помрёт же с голодухи. Оставили недалече краюху хлеба, мясо. На четвёртый приехали — ни самого, ни снеди. Мы уж грешным делом испугались: вдруг волки сожрали блаженного? Ан нет, глядь, с холма с бревном на плече спускается. Молча спустился, положил бревно и пошёл за другим. Оставили мы ему снова хлеб и мясо, а через день завернули — строит пришелец маленькую избёнку у самого ручья. Мы ему: что ты, мол, делаешь, ведь весной половодье унесёт в Дон твою хибару, а он опять ни гу-гу. Плюнули мы, сунули ему мясо и хлеб, а он хлеб взял, а мясо назад протягивает и пальцем куда-то тычет. Посмотрели: в кустах олень убитый лежит...