Виктор Душнев - Ангелы плачут над Русью

— Ну ладно, ладно, действуй...

Рвач галопом выбежал из княжеских хором. Надо спешить доказать князю, что он стоящий слуга.

— Шумат, Шумат! — взбегая на своё крыльцо, заорал.

Явился Шумат.

— Бери Яруска и немедля в Дубок! — приказал Рвач. — Найдите там Пантелеймона и передайте, что Веру в Ворголе ждёт из-за него поруганье и лютая смерть.

— Да он же прибьёт нас! Он же нас знает! Надо незнакомого...

Рвач на минуту задумался.

— А, вот кого возьми, — встрепенулся Рвач, — Прокопа Малого. Его Пантелеймон точно не знает.

— А сумеет он сделать всё, как надо? — усомнился Шумат.

— Сумеет, парень смышлёный.

Шумат почесал затылок:

— Однако уже распутица, боярин. Реки вскрываются — может, подождём?

Рвач побледнел от злости.

— Нельзя ждать! Князь гневался. На вот гривны, — протянул он холопу деньги. — А сделаешь дело — вообще озолочу...

И вскоре Шумат, Яруск и Прокоп, разбрызгивая копытами коней грязь, уже мчались к восточным воротам Воргольского детинца. Шумат впереди, а его товарищи чуть сзади.

Добирались до Дубка действительно очень тяжело: грязь, снежница, непролазные болота и топи, разлившиеся реки. Даже пересыхающие летом небольшие речушки и те весной становились для путников серьёзной преградой. При переправе через Пальну конь Шумата поскользнулся, сломал ногу и, барахтаясь в воде, чуть не утопил всадника. Шумат еле успел выдернуть ноги из стремян и выплыл к берегу. А конь бился с отчаянным ржанием, пока не захлебнулся и не пошёл ко дну.

Шумат стоял на берегу весь мокрый и в слезах.

— Надо развести костёр и обсушиться, — тронул его за рукав Яруск. — А то совсем закоченеешь.

— Разведи... — безвольно кивнул Шумат.

— Ты разденься, — предложил Прокоп, — и одёжу выжмем. Дрожишь как лист на ветру...

Шумат понуро сидел у костра.

— Как же мне теперь? Нам бы какое-нибудь сельцо отыскать, нового коня в нём добыть. Не пешком же мне в Дубок идти.

— Найдём сельцо, Шуматушка, найдём, — подбрасывая в огонь дрова, кивал Яруск. — Ты грейся пока, грейся...

Уже почти стемнело, когда Рвачовы холопы снова двинулись в путь. На своё счастье, вскоре они набрели на глухую, но довольно зажиточную деревушку. Гостеприимные селяне позволили им переночевать на сеновале. Ночи были уже не такими холодными, и поэтому спать в сене было очень приятно. А утром один из смердов согласился продать лошадь, и, довольные, путники поехали дальше. Но Шумату явно не везло: и нового коня едва не погубил дважды — при переправе через речки Семенек и Красивую Мечу. Однако обошлось, и, чуть не доехав до Дубка, они ещё раз переночевали в маленьком сельце, а утром направились к городку.

Решили, что Шумат останется в лесу, а Прокоп с Яруском пойдут в Дубок. Яруск угадает Пантелеймона, а Прокоп поведает тому о случившемся с Верой.

Искать Пантелеймона пришлось долго, пока совсем неожиданно он сам не появился из-за угла церкви и чуть не наехал на Яруска. Тот успел отвернуться и остался незамеченным. Пантелеймон проехал ещё шагов двести и остановился возле богатого деревянного дома. Яруск же побежал к Прокопу — наступил его черёд действовать. Прохаживаясь возле указанного Яруском дома, Прокоп дождался появления Пантелеймона, подошёл к нему и шепнул на ухо:

— Рвач забрал в Воргол твою Верку.

Пантелеймон замер. Потом схватил Прокопку за шиворот, тряхнул и процедил сквозь зубы:

— А ты почём знаешь, сучий потрох? Тебя Рвач подослал?

— Да никто меня не подсылал! — испугался Прокоп и... ляпнул: — Мне пообещали заплатить, если передам тебе эту весть, вот я и передал!

— А ну пойдём! — потянул Пантелеймон Прокопа, да так сильно сдавил ворот его зипуна, что у парня перехватило горло и он захрипел.

Яруск остолбенел. А тут ещё к Пантелеймону подошли три дюжих дружинника:

— Что стряслось, Пантюха?

— Да вот гада воргольского поймал!..

Услышав эти слова, Яруск опрометью кинулся в лес к Шумату:

— Бежим отсюда!

— А Прокоп?

— Прокопу уже не поможешь! Уносим ноги, пока он на дыбе про нас не наболтал!..

Чтобы сбить со следа погоню, лазутчики пошли другой дорогой и, блуждая окольными путями, через три дня, измученные, вернулись в Воргол. Узнав о пленении Прокопа, Рвач притворно пожалел его, но на деле был рад, страшно рад.

— Пантелеймон придёт, обязательно придёт, — потирал он руки. — И сам придёт, и дружка за собой притащит...

А расстроенный Пантелеймон с помощью дружинников заволок Прокопа в избу Семёна Андреевича и, рассказав старому боярину о случившемся, выбежал на улицу и прыгнул в седло.

— Пантюха, стой! Это западня! — завопил Семён Андреевич, но Пантелеймон его не слышал. Он уже знал от Любаши о исчезновении Веры, но думал, что её украли татары и отправили в Орду. Пантелеймон ждал Кирилла, который уехал по поручению князя, чтобы вместе рвануть в Орду, но, узнав, что Вера в Ворголе, не медля поскакал туда один. Горячий и наивный, он не думал, что Рвач уже расставил там свои силки и... И не успел опомниться, как очутился сначала в подвале Рвача, а потом, на коленях, в хоромах князя Олега.

— Ну что, голубчик, попался? — злорадно хихикнул князь. — По ненаглядной своей соскучился? И где же это она? Вера, да? Вера! — закричал он. — Ты где? — И, паясничая, полез под лавку. — Да где ж она, а, Ефим Матвеич?

— А в тёмной, — ухмыльнулся Рвач. — По колено в воде и грязи.

— Отпустите её! — побледнел Пантелеймон.

— Ага, — кивнул князь. — Прям щас и отпустим. Сюда девку!..

Привели Веру, в цепях, грязную и нечёсаную, в изодранном платье.

— Во! — хмыкнул Олег. — А она хоть и в грязи, а хороша! У тя, парень, губа не дура! Выручать, значит, её примчался, да? Ну и зря. Она ж тебе, балбес, изменила. Вот ребята мои её попробовали и сказали, что была уже с кем-то до них. Так-то, брат! — И Олег с Рвачом захохотали.

— Брешете, нехристи! — взревел Пантелеймон. — А ну отпустите её!..

— Пантюша, милый! — заголосила вдруг, залившись слезами, Вера. — Зачем ты приехал? Убьют они тебя! Мне одно пропадать, а ты!..

— Во! — удивился Олег. — Да почему ж это пропадать? А ну, Ермолай, зови кузнеца. Пускай раскуёт её — и, Бога ради, на все четыре стороны!

— Княже, княже! — зашептал осторожный Рвач. — Нельзя её отпускать!

— Это почему же? — пожал плечами Олег. — Нам она боле не нужна, да и никому она теперь такая не нужна. Она теперь всем без надобности. Раскуйте.

— За ворота вывести? — спросил Ермолай.

— Зачем за ворота? — снова ухмыльнулся Олег. — Пущай в детинце переночует. За воротами хлябь и слякоть, медведи в лесу. Да притом завтра казнить Пантелеймона будем, что ж её лишать удовольствия? Пусть посмотрит, как у любимого косточки затрещат.

— Я одна никуда не пойду! — всхлипнула Вера. Её толкали взашей, но она упиралась и жалобно молила: — Княже, отпусти Пантелеймона! Отпусти!