Виктор Душнев - Ангелы плачут над Русью

В степи стоял ужасный зной. Ломов с подручными добрались наконец до реки Медведицы. Жара донимала так, что они свалились с коней на берег.

— Давай искупнёмся, Евтей! — взмолился Антон.

— А татары нагрянут, тогда что? — Ломов и сам жадно вглядывался в прозрачную манящую воду Медведицы. — В Хопре искупнёмся, там удобнее.

— В каком Хопре! — простонал Андриан. — Мы на Хопёр не пойдём, там Ногай орудует. Нам на Кададу или на Терешку ехать надо, а пока доберёмся... Сжарились ведь, сил больше нету, всё тело зудит!

— Ладно, бестии, уломали, — усмехнулся Евтей. — Попоите коней и ныряйте...

Эх-х, беспечен русский человек! Антон с Андрианом, напоив и стреножив лошадей, пустили их пастись, а сами голышом попрыгали в воду. Евтей тоже разделся — но до шаровар — и прилёг под куст, задремал...

А в это время, как выслеживающие мышь коты, притаились в соседних кустах два татарина, безоружные и бесконные карачу.

Антон с Андрианом озорно плескались в тёплой воде, а татары бесшумно, как тати, подскочили к потерявшему бдительность соне и — тот только успел открыть глаза и увидеть врагов, — его же собственной шашкой перерезали ему горло. А затем схватили луки липчан, прицелились и...

Вечерний воздух разорвали крики смертельно раненных. Антон и Андриан, истекая кровью, забились, поднимая брызги и волны, а потом стали захлёбываться и вскоре скрылись под водной гладью Медведицы.

Татары же забрали коней, одежду, оружие убитых и ускакали.

Князь Александр прибыл в Поройскую пустынь на другой день после пира. Встретился с игуменом Максимом, поговорили о будущем Черлёного Яра. Потом, перейдя речушку Поройку, двинулся к липецкому пепелищу. Рядом с князем ехал его новый тиун Арсений, родич казнённого татарами боярина Космача.

— Эх, отдал всех лучших ребят Даниилу в Елец, а сам чуть не один остался! — сетовал князь. — И Дорофея отдал, и Демьяна, и других... Арсений! Что делать будем? С чего начнём?

— Сначала люд собрать надобно, — степенно ответил тиун и показал в сторону пепелища: — Весь этот хлам уберём, всё расчистим, выметем, заготовим брёвна, камни и будем строить новый город.

— Как думаешь, Арсений, — спросил князь, — на старой основе лучше город ставить или на новой?

— А зачем новое городить, княже? Старое основание крепкое, на нём и стены возведём. Только повыше да покруче сделаем, да ворота с хитростью, и тогда кремник будет неприступным для врага.

— С какой это хитростью? — заинтересовался князь. — Что за хитрость такая?

— Ворота с хитростью — это одно, княже. А у меня есть ещё задумка стены в два ряда ставить! Затрат на строительство, конечно, будет больше, но зато надёжный кремник получится. Сначала поставим на старом основании кремник — такой же, как прежде. А потом отступим вовнутрь шагов на десять — с внешней стороны не получится, места нету — и построим вторую стену, чуть повыше первой... — Тиун начертил на земле палкой два квадрата. — Посмотри, княже: при нападении враг будет стремиться пробить вот эту внешнюю стену, и мы, конечно, будем оборонять её. Ежели выдержим — хорошо, а не выдержим...

— То враг упрётся во вторую, так? — перебил князь.

— Так, Александр Иванович, — кивнул Арсений. — И тут будет двойная выгода. Коли враги проломят внешнюю стену или ворота и ворвутся через этот пролом, то попадут в западню, и мы их будем бить уже с двух сторон, внутренней и внешней. Снаружи противник будет напирать, и в западне начнётся страшная мялка: они станут давить друг друга и гибнуть, а мы им в том поможем — камнями, стрелами, копьями, смолой, кипятком...

— А если возьмут внешнюю стену? Ведь тогда уже будут бить нас из укрытий оттуда.

— То не особо опасно, — заявил Арсений. — Внешняя стена будет ниже внутренней, и мы окажемся на высоте, а с высоты всегда легче сражаться. Да и посуди сам, княже: атаковать они будут, чтоб городом завладеть, но, взяв внешнюю стену, в город не проникнут. Для этого им нужно будет спуститься с неё. В результате враги окажутся в той же ловушке, и мы будем легко бить их. Кроме того, полностью овладеть внешней стеной им вряд ли удастся. Те из наших, что там останутся, будут нам помогать, и враг окажется между двух огней.

— Но ведь, взяв внешнюю стену, он может разобрать её?

— Ну и пусть разбирает, — хмыкнул Арсений. — Пусть бросает оружие, выламывает брёвна и кидает своим же на головы...

— Да ты, Арсений, просто прирождённый воевода! — восхитился Александр. — Делай, как задумал, даю тебе полную волю...

И началась работа по восстановлению разрушенного града Липеца. Князь Александр бросил клич по всей округе, чтобы возвращались на прежние места люди липецкие, воронежские и онузские. Правда, Воронеж и Онуз решили пока не восстанавливать.

Мастера дел железных почти под открытым небом ставили плавильни и плавили руду, кузнецы, чуть прикрыв досками свои горны, ковали железо. И гончары откуда-то из лесу выползли, стали месить глину и лепить посуду. Смерды на лошадях начали возить строительный лес, добывать камень. В общем, закипела работа, повеселели люди, зазубоскалили. Лелеет слух стук топоров, ругань мастеров и то ласковый и мягкий, то басистый, гулкий звон православных колоколов.

— Подымай, подымай бревно повыше! — кричит Арсений мастеру-древельщику. — Не задирай, кому говорят!..

Обросшие, замшелые, выбрались из берложного места и Гаврюха с Мироном, пришли на клич князя помогать строить город. В строительном мастерстве они особо не разумели, но работу подсобную, иногда непосильно-тяжёлую, выполняли с превеликим удовольствием. И вот дали им кобылёнку захудалую со скрипучей подводой и приказали рубить лес и возить к новостройке. Подвод собралось много, они сновали туда-сюда, из леса — в лес. Гаврюха с Мироном забрались в чащу, на дальнюю делянку, почти к самому Дикому Полю. И сами-то одичали от лесной, глушинной жизни, отвыкли от работы нормальной, а тут сразу с азартом рубить лес кинулись. Правда, потом подустали, притомились. Присели, развязали узелки со скудной пищей. Был у них на двоих кусок ржаного хлеба и дикий чеснок, недалеко в овражке тёк ручеёк чистой ключевой воды. Набрали её в деревянную ладейку, которую всегда держал при себе Мирон.

«Ты богатей, Мирон», — не уставал повторять Гаврюха, глядя на эту ладейку. Сказал так и на сей раз.

«Чем же это я богат? — обычно отвечал другу Мирон, ответил так и на сей раз. — Вшами?»

— Ладейкой. А у меня вот и той нету.

— Ну, в этой посуде узор небольшой, — усмехнулся Мирон. Помолчал и уже в который раз завёл: — Когда прятались от татар в лесу, как-то без дела сидел, взял кусок липы да и выстругал. Липка мягкая, легко далась, вот и без горя теперь: пью из этой ладейки не только воду...