Виктор Душнев - Ангелы плачут над Русью

— А чего же ещё?

— Бражку, — снова усмехнулся Мирон. С хрустом откусил от сухаря, кинул в рот очищенный зубец чеснока и, жуя, предложил: — А ты себе сделай такую же. Дело-то простое, только липка нужна и вострый ножик. Тогда и ты станешь богатым человеком.

— Да теперя не до ладейки, — вздохнул Гаврюха. — Кремник делать надобно. Вот отстроимся, тогда...

Но он не договорил. Послышался треск сучьев, и перед глазами ошеломлённых дровосеков как из-под земли выросли татары. Мирон поперхнулся крошками и закашлялся, Гаврюха в ужасе открыл рот и вытаращил глаза. Один татарин махнул снизу вверх кнутовищем: подымайтесь, мол. На теле Мирона холодными мурашками высыпал страх, а у Гаврюхи даже слёзы навернулись.

— Попались, Миронушка, теперя конец... — дрожащим голосом прошептал он, испуганно глазея на татар. — Не убежать...

Мирон, который никак не мог откашляться, поднялся вслед за Гаврюхой. Тот же татарин развернул кнут и огрел Мирона. От хлёсткого удара у несчастного вместе со слюной выскочили из горла все крошки, и кашель прекратился. Опасаясь нового удара, он прижался к Гаврюхе, который трясся как осенний лист на ветру.

— Сказнят, как пигь дать, сказнят...

— Пошоль! — крикнул татарин и опоясал кнутом уже обоих сразу.

Бедняги побежали трусцой. Правда, бежать пришлось недолго. Выскочив из леса, они заметили шагах в трёхстах красивую юрту, вокруг которой туда-сюда сновали всадники. Пока дошли до юрты, лесорубы получили с десяток ударов по спине кнутом. В юрту их затолкали пинками.

— Чево делить лес ходиль? — спросил, видать, знатный, лоснящийся от жира татарин.

— А-а-а... мы... мы... — мычал Гаврюха.

— Дрова заготавливали, — ответил уже свыкшийся с мыслью о неминуемой гибели Мирон. — Дрова на топку... К зиме... Зима на носу...

— Врёшь, шакаль! — крикнул жирный татарин и, встав, врезал со всего маху плетью по спине Мирона. — Строевая лес рубиль! Чего строиль собраль?

— А-а-а! — завизжал Гаврюха и... вдруг выпалил: — Липец строить хотим!

— Ты что, Гаврей, брешешь?! — обомлел Мирон. — Избу делать будем!.. — И вцепился Гавриле в горло.

— Сядь, шакаль! — с яростью начал стегать Мирона татарин. К нему на подмогу подбежали два нукера и стали отрывать Мирона от напарника. Но поздно: когда Мирона оттащили, Гаврюха был уже мёртв. Выпученные глаза его закатились под лоб, голова безжизненно упала на плечо.

Татары что-то залопотали между собой, часто повторяя слово «Липец». Потом один выбежал на улицу, и вскоре послышался топот копыт нескольких коней. Жирный татарин что-то крикнул, Мирона схватили за шиворот и выволокли на улицу. Привязали к седлу коня и на длинных ремнях потащили к лесу, а там зацепили за ребро железным крюком и подвесили к сосне. Не скоро случайные прохожие обнаружили труп и похоронили его.

А Ахмат пришёл в ярость...

Ахмат пришёл в ярость, узнав, что к Ногаю примчался вестник с границы Липецкого княжества и поведал, что там строят новую крепость. Однако Ногай спокойно отреагировал на это известие: полностью поглощённый борьбой с зазнавшимся Телебугой, темник был крайне зол на хана, который, забыв о том, кто посадил его на золотоордынский трон, уже не признавал своего могущественного покровителя. Телебуга забыл, как ещё совсем недавно ползал у ног Ногая, моля о помощи в своей борьбе за Сарай. Темник думал тогда, что, лишив власти Тудан-Менгу, приобретёт в Телебуге правителя, который всегда будет заглядывать ему в рот, однако Телебуга оказался не из благодарных. К слову, Тудан-Менгу тоже когда-то был посажен на трон Ногаем. Да-а, сильно рисковал Ногай, замыслив недоброе против законного правителя Золотой Орды, могущественного Джучида Менгу-'Гимура, которого одолел хитростью, лестью, ловкостью, коварством и , ядом. Сына же старого хана, Тохту, загнали тогда далеко в степь за Итиль, и казалось, что для Ногая отныне открылись все врата рая. Не тут-то было. И Тудан-Менгу, и Телебуга, возгордясь, один за другим отвернулись от того, кому были обязаны властью.

— Тохта-гу-хан... — произнёс Ногай и подумал о том, что хотя и есть с царевичем определённая договорённость, но он чрезвычайно опасен. Однако и недоумка Телебугу терпеть уже нет сил...

Из забытья Ногая вывел шум на улице, и он приказал нукеру посмотреть, что там происходит.

— Ахмат Бухарский приехал, просит принять! — доложил посыльный.

— Что ему надо?

— Узнать? — испугался нукер.

— Сразу надо узнавать! — оскалился Ногай, и нукер рухнул на колени. Ногай помедлил немного и сказал: — Встань и позови сюда этого проходимца...

Темник указал рукой на ковёр, и бывший баскак сел.

— Что надо? — спросил Ногай.

— Князь Александр Липецкий затевает на границе твоих владений строительство крепости, чтобы угрожать тебе, о всемогущий!

— Чем же он может мне угрожать? — усмехнулся Ногай.

— Непокорностью и набегами, — чуть раздражённо ответил Ахмат. — Он уже начал грабить и убивать твоих подданных, и ты, всемогущий, знаешь, что этим летом он разорил два юрта, побил много бахадуров и опозорил их жён.

По мере того как всё красноречивее живописал Ахмат ужасы, которыми грозит Александр Липецкий, Ногай багровел всё сильнее и сильнее, пока совершенно не вышел из терпения и крикнул:

— Хватит! У меня и без твоего князя от забот голова болит!

— Но это тоже твои заботы, повелитель, — смело возразил Ахмат. — Нам такой сосед, как Александр, не нужен...

— Ладно! — остановил его темник. — Что предлагаешь?

— Пока князь Александр не отстроился, его надо уничтожить.

— А где он строит новый город, известно? — буркнул Ногай.

— Пока нет, но скоро узнаем.

— От кого?

— Говорят, Александр после разорения Воргола воспрял духом и начал строиться, как будто ты ему ярлык на княжение дал, — увёл разговор в сторону Ахмат. — Ты давал ему ярлык на липецкое княжение?

— Нет.

— Вот видишь, самовольничает! Потому я и предлагаю: пока он ещё сидит на первых брёвнах...

— Откуда знаешь, что на первых, а не построился уже?

— Я чую, что строительство только начинается...

— Ты шаман? — усмехнулся Ногай. — Никто ничего не видел, а ты уже чуешь?

— Скоро узнаем всё точно, — твёрдо пообещал Ахмат. — Я верных людей туда послал. Надо непременно раздавить этого непокорного раба!

— Хватит болтать! — резко оборвал Ахмата Ногай. — Если князь Александр сидит хотя бы на первом бревне, бери тысячу бахадуров, убей шакала и сожги всё, что он для строительства крепости заготовил. Действительно, я не потерплю у себя под носом никакого Липецкого княжества. И вообще, здесь татарская земля, а белые рабы пускай уходят за Дон, подальше с глаз моих. Мои данники должны жить не ближе Пронска и Новосиля.