Виктор Душнев - Ангелы плачут над Русью

— Надо было на ушкуе до Керженца плыть, — заметил Аристарх.

— Тогда бы Конь слюной весь извёлся! — рассмеялся Савватей.

— Хватит ржать! — рыкнул Порфирий. — Это вам ни до чего дела нету!

— Што-то дымом тянет, — заметил поравнявшийся с атаманом Ипат. — Лес горит?

— Далеко до Керженца? — спросил Коня Порфирий.

Парень побледнел:

— Недалеко, и чует сердце беду... Боюсь, Керженец то горит.

— А может, лес?

— Какой лес?! — зло подстегнул кобылу Конь. — Точно, Керженец опять горит!..

Всадники перешли на галоп. Чуя впереди неладное, лошади храпели. Когда отряд вырвался на поляну, где стояла слобода, то вместо неё Конь и его товарищи увидели только обугленные головешки и зияющий чернотой выгоревший лес. Едкий дым с запахом палёного мяса слезил глаза и свербил в носу.

— Кто напал? — заметался Конь. — Где жинка моя? Где братья?..

Никто не откликался. Кругом стояла мёртвая тишь. Даже птичьих голосов не было слышно: они все в испуге разлетелись подальше от пожарища.

Ушкуйники спешились, понуро сняли шапки, а Конь сел на траву и, потупя в землю взор, замолчал. Сидел он долго, и никто его не трогал, не торопил. Из леса вышел обгоревший, весь в язвах и копоти, человек.

— Ко-о-онь, Конюшка-а! — протянул он.

Конь тяжело поднял голову:

— Ты кто?

— Конюшка, родной, не угадал?!

— Не угадал...

— Да я ж Пыряй!

— Пыряй! — вскочил и кинулся обнимать мужика Конь.

— А-а-а! — заорал Пыряй. — Я ж весь обожжённый, больно!

Конь вздохнул:

— Прости. Присядь на пенёчек, расскажи, что случилось, кто напал на Керженец?

— Татары.

— Татары?! Да они ж сюда на ходют!

— Пришли вот...

Конь посмотрел на атамана:

— Татары одни дорогу не нашли б. — Опять повернулся к Пыряю: — А русские промеж них были?

— Один был, — кивнул Пыряй. — Он и в первом налёте участвовал, и щас опять припожаловал.

— Как его звали: Козьмой или Фомой, не слыхал? — напрягся Порфирий.

— И не Козьмой, и не Фомой. Главный татарин Маркялом его называл. Маркел, стало быть...

— Ладно, — перебил Пыряя Конь. — А где Милка моя?

— Сгорела... — потупился Пыряй.

— Как?!

— В избе сгорела, — стал пояснять Пыряй. — Она в избе изнутри запёрлась, а татарин окно разбил, чтоб залезть, а Милка его ножом... Тогда другие избу подожгли, и там твоя Милка сгорела, только пепел остался...

Конь завыл и схватился за голову. Его никто не трогал — горе дело такое, пусть сам успокоится. Наконец он уставился на Пыряя и хрипло спросил:

— Братья где?

— Соловья убили, а Вепря в полон увели.

— Атаман! — рыкнул Конь. — Татар надо догнать и брата отбить!

— А давно они ушли? — спросил Порфирий у Пыряя.

Тот залился слезами:

— Не помню...

— Ну, сколь ночей назад?

— Не помню, всё было как в тумане... Бревном меня придавило, только ноне очухался и из-под него выбрался! — утирал слёзы Пыряй.

— А того русского угадать сможешь? — прищурился атаман.

— Смогу.

— Поедешь с нами.

— Да худо же мне! — болезненно скривился Пыряй.

— По пути подлечим, — пообещал Конь и — Порфирию: — Как думаешь, какой дорогой ушли татары?

— Я думаю, эта кровь — дело рук Трофима, — посмотрел на дорогу, ведущую к Юрьеву, атаман.

Кроме Пыряя, в Керженце никого не осталось. Конь ещё немного постоял возле родного пепелища, вытер глаза и прыгнул в седло. Однако, только отряд собрался трогаться в путь, из леса показался всадник. Он махал руками и кричал:

— Стойте! Остановитесь!

— Ты кто такой и чего разорался? — грозно сдвинул брови Порфирий.

— Я холоп Трофимов, — подъехал незнакомец.

— И что надо?

— Меня к вам хозяин послал беду отвести.

— Что за беду, говори толком!

— Щас, отдышусь... — кивнул Панкрат. — Слушайте. Конь у вас?

Атаман ухмыльнулся:

— Да у нас их вона сколь! Выбирай любого, коли свой надоел.

Панкрат замотал головой:

— Да я не про лошадь! Мужик по имени Конь с вами?

— Ну с нами. А что тебе от него надо?

— Ему угрожает опасность.

— От кого?

— Из Великого Новгорода тати явились! — выпалил Панкрат. — От Порфирия Платоновича. Меня Трофим Игнатич к вам послал предупредить, что эти тати должны схватить Коня и отправить в Великий Новгород для казни.

— Трофим послал?! — удивился атаман. — И где ж те тати?

— Следом едут, — оглянулся холоп.

Порфирий спешился и махнул рукой:

— Конь! Аристарх! Подьте ближе. Слыхали, что говорит?

— Слыхали.

— Ладно, проверим, не врёт ли этот молодец, — с угрозой процедил атаман. — А то ведь Трофим, я уж теперь верю, на любую подлость горазд. Коли споймаем татей, — слышь, холоп? — то не тронем, отблагодарим даже, ну а коли сбрехал, то и тебя и Трофима на ваших воротах повесим!

— Да не брешу я, ей-богу! — закрестился Панкрат.

— А ты их сам-то видал?

— Видал. Их хозяин задержал, за стол усадил, но теперя небось уже скоро появятся.

— Ладно, прячемся! — скомандовал атаман.

Ушкуйники отвели подальше коней, самые сильные и ловкие спрятались в кустах, а трое залезли на высокие деревья, чтобы вовремя подать сигнал о приближении чужаков.

Однако дожидаться пришлось долго. Солнце уже спускалось с небес на ночлег, и терпение атамана иссякло. Ему стало казаться, что Трофим послал этого холопа не ради предупреждения об опасности, а чтоб задержать погоню ушкуйников за татарами...

И вдруг с дерева донеслось «кри-кри» коростеля. Порфирий замер, а Аристарх прошептал:

— Вона едут...

— Где?

— Да вона, глянь, осторожничают...

— А-а-а, вижу...

И едва атаман произнёс эти слова, на появившихся из-за кустов всадников со всех сторон набросились ушкуйники. Один миг — и пришельцев сшибли с коней, связали и, уже с разбитыми губами и носами, подволокли к атаману.

— Про-о-ов?! — обомлел Порфирий Пантелеевич. — Какой леший тя за тыщу поприщ занёс?

— Заплутал... — побледнел Пров.

— Ах, заплутал? — с издёвкой молвил атаман. — И по какой же это нужде вы так далече от дома забрели? Может, вас на дыбу вздёрнуть? Тогда всю правду махом расскажете.

— Не надо на дыбу, нас хозяин послал! — взмолился Пров.

— Зачем?

Пров замялся. А Сильвестр, выпучив от страха глаза, вдруг ляпнул:

— Грибков собрать!

— А-а-а, вон оно что, — рассмеялся атаман. — В лесах Великого Новгорода грибов, значит, нету, а у Нижнего есть. Так-так... А ну-ка, ребята, нагните макушки вон тех осинок, подцепите за ноги этих грибников и...

— Не надо! Не надо! Я всё расскажу! — заорал Пров.

И — рассказал.

Узнав о замыслах новгородского купца, атаман не удивился: подлость Порфирия Платоновича была известна ему давно. Он не стал пытать холопов дале, а просто велел их обезглавить. А после казни сказал:

— Жалко их, но себя жальче. Их хозяин нам враг, значит, и они враги. А врагов в живых оставлять нельзя.