Виктор Душнев - Потомок Святогора

— И эти греки — сущие хазары! — перебил Василия Александр. — Ведь все знают, что творится в Византии. В Царьграде они, греки, своих императоров всех извели. Ни один не умер естественной смертью: кого отравили, а кого зарезали. Оттого и неспокойно в Царьграде, оттого и рушится вера православная. Там турки с Востока наседают, латины [58] Латины — так на Руси именовали итальянцев, а иногда и западноевропейцев вообще. с Запада, а нам татары житья не дают.

— Вы правы, благородные собеседники, — вздохнул игумен, садясь на лавку. — И вы правильно вспомнили судьбу благоверного Великого князя Всея Руси Андрея Боголюбского. Хазарин что волк, как его ни корми, он всё в лес глядит, чтоб туда убежать да ещё и ягнёночка прихватить. Князь Андрей Юрьевич доверился сущему волку, Анбалу, облагодетельствовал его, из грязи вытащил, одел, обул, обогрел, напоил, накормил, вельможею сделал, а тот продал своего хозяина убийцам, врагам его Кучковичам. Да ещё над мёртвым телом издевался, нечестивец, псам на съедение бросить грозился. Но были и у благоверного князя Андрея заступники. Не побоялся супостатов Кузьма Киевлянин. Как ответствовал он иудею Анбалу: «Ах, еретик проклятый! Уж и псам бросать благочестивое тело князя собрался! Да помнишь ли ты, жид проклятый, в каком платье пришёл сюда? Теперь стоишь ты в бархате, а князь лежит наг, но прошу тебя честью: сбрось мне что-нибудь!» — Зосима умолк.

— Но какая участь постигла извергов! — снова заговорил Василий. — Был я четыре года назад с поручением Святослава Ивановича в граде Владимире. Был и в Боголюбове, и тамошние люди показали мне место, где по приказу брата князя Андрея Всеволода Большое Гнездо свершилась казнь над супостатами. Их живыми заколотили в дощатые ящики и бросили в озеро, которое и поныне называют Поганым. Тела убивцев оказались непогребёнными, и, говорят, души их не знают покоя, летают над озёрами, а в день гибели князя Андрея... вернее, в ночь перед днём апостолов Петра и Павла тела казнённых в озере всплывают. Вид их ужасен: распухшие, синие, водянистые, глаза кровью налиты и сверкают, как уголья. И всю ночь они воют и воют, просят погребения. Люди православные шарахаются от этого озера. А их, супостатов, ничуть не жалко, так им и надо. Неверные они, инородцы эти, — заключил свою речь Шумахов.

— Правильно, Василий, — кивнул князь Александр.

— Ну, вы это, выбросьте дурь из головы! — нахмурился Святослав. — У нас в княжестве, помнится, и касоги живут. Иль ошибаюсь?

Бирич осёкся. Замолчал и Александр.

— И не в том дело, — продолжил Святослав, — к какому роду-племени ты принадлежишь. Главное, чтобы душа была добра к людям и смиренна перед Господом нашим Иисусом Христом и верой нашею православной.

— Приятно слышать слова такие из уст твоих, Святослав Иванович, — поднялся с лавки игумен. — Однако пора и честь знать. Слава тебе, Господи, — повернулся к святому углу, крестясь, прочитал «Отче наш...» и удалился.

— Миленький мой Данилушка, — мягко и ласково шептала Аксинья на ухо княжича. — Как же я люблю тебя!

— Аксиньюшка! Дорогая моя! — попытался прижать девушку к себе Даниил, однако Аксинья сопротивлялась горячим объятьям возлюбленного.

— Данилушка! Не надо, рано ишо, не надо так-то... Боязно и непристойно это. Нельзя так! — Она вырвалась и побежала, весело подпрыгивая.

Даниил — за ней, и вдруг поскользнулся и со всего маху шмякнулся на мёрзлую землю. Шапка отлетела в сторону, белёсые кудри рассыпались. Аксинья оглянулась и залилась звонким смехом.

— Ах, ты так! — вскочил Даниил и, в два прыжка оказавшись рядом, обхватил её за талию и впился губами в нежные, ещё по-детски припухлые губы подруги. Аксинья поначалу не сопротивлялась, но потом снова начала упираться руками в грудь княжича.

— Данилушка, миленький, люблю я тебя... — шептала. — Но не надо так! Отпусти, миленький, отпусти!..

— Слушай, а выходи за меня! — неожиданно воскликнул княжич.

Аксинья резко дёрнулась, но вырваться не смогла.

— Что ты, что ты, Данилушка? Ты князь, а я всего-навсего воеводская дочь. Неровня мы. Небось отец твой и дядя княжну какую уже присмотрели. Ведь хотели сосватать за тебя муромскую Авдотью.

— Авдотья давно за Даниила Московского выдана, — возразил княжич. — Только ты мне мила. Ты царица моя, Аксиньюшка! Я упаду на колени перед батюшкой, буду молить дядюшку, чтобы сватать тебя, только тебя!

Аксинья затрепетала:

— Смеёшься, князь Воронежский? Потешишься и бросишь!

— А хочёшь, завтра придём со сватами? Я уговорю родителей...

И они снова слились в объятиях. Ветер шевельнул было шелковистые кудри Даниила и затих, не стал тревожить милующихся. Солнышко глянуло на них, улыбнулось и спряталось за облако, чтоб не мешать своим невольным присутствием. Перестали шуметь и деревья. Только берёзовые золотистые, кленовые червонные, дубовые коричневые и пёстрые липовые листья падали на головы влюблённых, примешивая к аромату их волос и молодых тел терпкий запах осеннего леса. И птички лесные вдруг проснулись от осенней зябкости и защебетали, словно отогревшись теплом двух жарких сердец.

Вечером Даниил навестил дядю. Святослав Иванович трапезовал с женой Агриппиной Ростиславной, и племянника пригласили к столу. Проголодавшись за день, Даниил с удовольствием кинулся уплетать мясо вепря и диких гусей. Князь улыбнулся:

— Да тебя, Данила, наверно, дома не кормят?

— Не перебивай, — заступилась за парня тётка. — Здоровое тело требует обильной пищи.

— Да я не перебиваю, — пожал плечами Святослав. — Набегался за день, вестимо, не успел и поесть. Что ж, дело молодое.

Насытившись, Даниил отвалился от стола:

— А я, дядя, вообще-то к тебе не есть пришёл, а за благословением.

— Каким благословением? — удивился князь.

— Жениться хочу, дядюшка и тётушка.

— Жениться?! — повела бровями и Агриппина Ростиславна. — И на ком же?

— На дочери воеводы Воронежского Ивана Степановича Гольцова Аксинье, — твёрдо проговорил Даниил.

— Как на Аксинье?! — всплеснула руками княгиня. — Ты же князь и жениться должен на княжне!

Святослав Иванович неодобрительно посмотрел на супругу. Та уловила взгляд мужа и дёрнула плечиком:

— Разве я не права?

Святослав Иванович повернулся к племяннику:

— А отец тебе что ответствовал?

— Он сказал, что не против, только получи, мол, благословение дяди, он в роду старший, ему и решать.

— Вот как?.. — сипловато протянул князь Липецкий. Откашлялся, вытер губы рушником и кивнул: — Я согласен.

Агриппина Ростиславна фыркнула:

— Так и обмельчают князья Липецкие! Так род их и оскудеет!

— Наоборот, укрепится свежей здоровой кровью, — возразил Святослав. — Завтра сватать и пойдём. Спешить надо. Жестокие дни возвращаются...