Владимир Щербак - Продам свой череп

Лена - мгновенно:

Экзамены проходили и на Русском острове, в местной школе, очень неофициально, по-домашнему просто. Поэтому страху было меньше. Чаще, чем неприятности, случались курьёзы. На экзамене по литературе, например, всех позабавил Одиссей. Читая наизусть монолог Чацкого, он в конце его пылко выкрикнул:

- Вон из Москвы, сюда я больше не ездец ! Карету мне, карету!

Неологизм был встречен диким хохотом.

Наконец, экзаменационная страда прошла. Как гора с плеч свалилась! Кто хотел отличиться - отличился; кто хотел поскорее отделаться - отделался. «Удочкой», то есть получил «удовлетворительно»... Некоторые, правда, заработали переэкзаменовки на осень, но до осени так далеко!.. Да и где они сами будут этой осенью? Никто кроме Бога не знает...

Отплавал своё по морям, по волнам старый корабль. Стоит он на приколе, накренившийся на один борт, весь заржавленный, потемневший. Отшумели для него шторма, отпели ему солёные ветры. Уже не появится на его мостике капитан и не скомандует матросам: «По местам стоять! Отдать швартовы!» Не задымит его высокая старомодная труба, не загремит в клюзах якорь-цепь. Тоскует старик по крутой океанской волне, по свежему бризу, с завистью смотрит он мутными глазами-иллюминаторами на стремительные белые лайнеры, скользящие мимо него к выходу из бухты. Грустное это зрелище - судно, стоящее на приколе!

Но куда печальнее выглядит кладбище кораблей. Здесь нет могильных крестов, хотя торчащие из воды мачты с реями похожи на них. Суда, старые и не очень, большие и малые, парусные и с механическими двигателями, погибшие в боях и в штормах, севшие на мель, брошенные своей командой, - они стоят и лежат вперемежку, эпохи здесь перетасованы, как колода карт. Эти бывшие корабли - каждый со своей, чаще всего грустной историей, - напоминают о том, что море не щадит даже самых сильных и отважных.

В полуразрушенном камбузе допотопного судна возился, как медведь в берлоге, плотный старик в тельняшке и мичманке, у него тёмное морщинистое лицо, похожее на грецкий орех. Он готовил себе двойную уху из красной рыбы. Сначала сварил несколько окуньков. Когда они разварились полностью, он выбросил месиво за борт, а в бульон положил половину лососиной тушки с головой. Сварил и её, вынул рыбу, отделил её от костей и положил в процеженный бульон. Туда же отправил специи - горошины перца, веточки укропа, сухие листочки лавра, головку лука.

Потом, не оборачиваясь, старик спокойно сказал:

- И долго вы будете торчать за моей спиной? Уха готова. Присаживайтесь и берите вон там на столе миски и ложки.

Патрокл, Парис и Одиссей застыли на месте, как при игре в «Замри».

С первых же дней пребывания на острове мальчишки слышали, что в одной из здешних бухточек находится кладбище кораблей, и давно собирались посетить его, но всё времени не хватало. Наконец, в один из погожих весенних дней, расспросив аборигенов, отправились в поход. Не без труда нашли. Вот оно, это место, совсем недалеко от их жилища, только скрытое мысом. Увиденное ребят разочаровало.

- Где же старинные суда - триремы, пентеконтеры? -уныло пробормотал Патрокл. - Где каравеллы, бригантины, фрегаты?

- Может, тебе ещё подать древнегреческий «Арго»? - издевательски спросил Одиссей.

- Да... - констатировал Парис. - Эта куча железа - новейшего происхождения, а точнее, останки судов конца девятнадцатого - начала двадцатого веков.

Самым древним судном оказался колёсный пароход, стоящий к берегу кормой, на которой от названия сохранилось несколько букв: «... ме... ка». Над судном дрожал дымок, почти не видимый в солнечных лучах, от него тянуло вкусным запахом готовящейся пищи. Рты ребят наполнились голодной слюной.

- Зайдём? - спросил Патрокл. - Может, там живёт кладбищенский сторож.

- Только потихоньку. Вдруг он угостит нас солью из дробовика.

... Угощение оказалось более вкусным. За едой познакомились. Ребята рассказали, как они, питерцы, оказались здесь, на краю света, и старик, посочувствовав мальчишкам, стал называть их сиротками, хотя настоящим сиротой в этой компании был только Одиссей. Моряк просил звать его Санычем. Он отставной механик. Поговорили о кладбище кораблей. Саныч по-детски облизал ложку и важно изрёк:

- Кладбищами кораблей называются участки морского дна, на которых лежат обломки многочисленных судов, затонувших из-за коварных рифов, скал, мелей, туманов. Но здесь не такое место, сюда просто сволокли все старые суда с побережья, чтобы не мозолили глаза начальству.

- А вы здесь, на этом судне живете? Как оно называется? Мы разобрали только «мека»...

- Это, сиротки, «Америка», знаменитый корабль, и не только в Приморье, но и на всём Дальнем Востоке. Это колесный пароход, точнее, пароходо-корвет, его движители - и пар, и паруса. Ну, с парусами всё ясно, а пар приводил в движение колёсные лопасти, расположенные по бортам судна. Вон они, плицы, - показал он и вздохнул, - целых почти не осталось...

Судно получило имя по месту рождения, ибо оно было построено и спущено на воду в 1855 году в Америке и после того, как его купила Россия, прибыло на Дальний Восток и было включено в состав Сибирской военной флотилии, которая базировалась в то время в главном русском порту на тихоокеанском побережье, городе Николаевске-на-Амуре.

Во время первого путешествия в июле 1857 года в Китай, с адмиралом Путятиным на борту, «Америка» открыла заливы святых Ольги и Владимира. В 1858-м перевезла членов русского консульства из Николаевска-на-Амуре в Японию, а затем в Китай, откуда Путятин направился в устье Амура, впервые пройдя вот этим проливом, позже названным Босфор Восточный. Летом 1859 года пароход открыл бухту Находка и залив Америка.

Да, этот транспорт в годы своей молодости потрудился на славу. В то же время, когда были открыты заливы Посьет и Америка, экипаж судна с губернатором Восточной Сибири графом Муравьевым-Амурским на борту нанесли на карту Амурский и Уссурийский заливы, залив Стрелок, острова Аскольд, Русский, Путятин, бухты Новик и Воевода, полуостров Муравьева-Амурского, бухту Золотой Рог. Именно тогда впервые было нанесено на карты имя будущего города - за год до высадки первого десанта во главе с прапорщиком Комаровым с транспорта «Манджур». Кстати, в 1860 году «Америка» пришла через 11 дней после «Манджура», то есть и в основании города приняла прямое участие, тем более что на её борту находился военный губернатор Приморской области контр-адмирал Казакевич. Так что можно смело говорить, что Колумб открыл Америку, а «Америка» открыла Владивосток.