Кристофер Бакли - Охотник за судьями

Балти уныло кивнул.

— Отлично. А теперь осторожней.

Спуск возобновился. Они преодолели лишь несколько футов, когда прилетевший сверху камень ударил Ханкса в голову. Он опрокинулся назад, выпустил из рук опору и упал.

— Ханкс!!!

Снизу донесся треск ломающихся ветвей.

Балти позвал снова. Тишина.

— Король Англии об этом узнает! — завопил Балти вверх. — Он ваши красные кишки на подтяжки пустит!

Его иеремиаду прервал новый град камней. Один камень попал в голову, и из глаз посыпались искры. Балти отчаянно цеплялся за кедр. В глаза потекли ручейки крови. Он поморгал, чтобы лучше видеть, хотя видеть было почти нечего.

Он ощутил прилив какого-то нового для себя чувства — ярости. Он услышал голос — свой собственный голос, который велел ему не сдаваться. Он должен выжить — хотя бы для того, чтобы не доставить радости проклятым язычникам. Они не смогут хвалиться, что загнали его до смерти, как Ханкса. Бедный Ханкс!

Балти продолжал спускаться по утесу. В голове у него стучало, он задыхался, смаргивал кровь. Прошла вечность. И вдруг он ощутил под ногами опору потверже. Он достиг каменистой осыпи — обломков, накопившихся у подножия утеса за много тысяч лет. Он полез дальше вниз, и наконец ноги коснулись земли. Он сидел, переводя дух. Лицо было липким от теплой крови. Ладони и ступни тоже были изодраны в кровь и болезненно пульсировали.

Ханкс. Где же Ханкс? Балти позвал его. Ответа не было.

У подножия кряжа рос густой лес. Балти снова позвал и прислушался. В тишине доносилось лишь журчание ручейка, вдоль которого они сюда поднимались.

— Ханкс! Ханкс! Вы здесь?

Стон.

— Ханкс! О, благодарение Богу!

Балти бросился на Ханкса и обнял его:

— Я думал, вы погибли!

— Пустите… не могу дышать…

— Вы живы! Хорошо. Хорошо. Отлично. Мы… отдохнем. А потом мы… что-нибудь сделаем.

— Ноги не двигаются.

— Я вас понесу.

Балти попытался поднять Ханкса. Ничего не вышло.

— Не важно. Мы отдохнем здесь. Я принесу вам воды. Тут есть ручей. Где-то тут.

Балти увидел за деревьями свет.

— Ханкс! Кто-то идет! Мы спасены!

Ханкс схватил Балти за лодыжку:

— Тише!

Свет стал виден отчетливей. Факелы.

— Квирипи, — шепнул Ханкс.

— Как вы можете…

— Бегите. Быстро.

— Нет!

— Христом Богом прошу. Мне конец. Бегите.

Балти пошарил за поясом. Пистоля не было.

— Хоть раз в жизни не будьте дураком.

Балти схватил Ханкса за одежду и потащил к осыпи у подножия утеса.

— Что вы делаете?

— Ш-ш-ш.

Большие обломки камня образовали что-то вроде пещерки. Она была тесная, но Балти умудрился засунуть туда Ханкса и втиснулся сам. Он сидел, скрючившись вдвое, тяжело дыша и прислушиваясь.

Факелы приблизились.

— Бегите.

— Тихо, Ханкс.

Балти взял пистоль из-за пояса у Ханкса и взвел серпентин.

— Балти, слушай меня, — шепнул вдруг Ханкс.

— Что?

— Беги в Фэрфилд. Найди доктора Пелла. Скажи Пеллу… придет эскадра военных кораблей. В середине августа. Командует Николс. Полковник Николс.

— Ш-ш-ш.

— Скажи ему…

Факелы оказались совсем близко. Свет упал на порог норы, в которой они укрылись.

Балти поднял пистоль. Снаружи сказали:

— Ованукс .

— Оставайтесь тут, — шепнул Балти.

Он вылез из укрытия с пистолем в руке.

Их было шесть человек. Кожа, сальная от енотьего и орлиного жира, блестела в свете факелов. У одних были боевые топоры; у других — луки с наложенными на них стрелами. Кажется, ни мушкетов, ни пистолей.

Белый человек и краснокожие смотрели друг на друга. У Балти кружилась голова от потери крови. Он старался стоять прямо, чтобы не показывать страха. Пистоль он держал поближе к себе, направив его в землю.

Надо ли улыбаться? Однажды он попробовал это с лондонскими подонками и стяжал лишь презрение. Он ждал, чтобы главарь индейцев назвался или как-то проявил себя.

У того, что стоял ближе всех, на лбу была какая-то татуировка. Балти сморгнул кровь и напряг зрение. Что-то вроде лица с крыльями. Высокий мужчина крепкого сложения. Он был бы красавцем, если бы не эта штука на лбу.

Он заговорил. Двое квирипи с луками натянули тетивы.

— Ну-ну, — сказал Балти укоризненным и одновременно успокоительным тоном, как распорядитель за карточным столом, когда кто-нибудь ходит вне очереди. — Это совершенно лишнее. Мы все здесь хорошие друзья. Мы с приятелем просто вышли подышать воздухом. Я вас уверяю, что мы не питали никаких замыслов относительно ваших могил.

Лучники прицелились. Балти поднял пистоль и наставил его на ближайшего индейца:

— Слушай, старина. Я совсем не хочу до этого доводить. Пожалуйста, поймите наконец, что мы не собирались трогать ваши гробницы.

Из леса донесся голос:

— А ну спокойно. Спокойно. Мы идем.

В пятно света вошли мужчина и мальчик. У обоих были взятые на плечо мушкеты.

— Мы слышали выстрел. Покайся, это ты стрелял?

Индеец с татуировкой на лбу ответил:

— Охота.

— Поздновато для охоты, нет?

— Кошка.

— А! В таком случае доброй охоты. Горные кошки таскают у нас кур. Спокойной ночи вам всем.

Покайся помешкал и что-то сказал своим людям. Квирипи развернулись и пошли прочь, забрав с собой факелы.

Трое белых стояли в молчании, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.

— Что здесь произошло? — спросил мужчина у Балти.

— Мой друг… там, в камнях… Он ранен. Прошу вас…

У Балти подкосились ноги. Ему стало холодно. Он опустился на землю и остался лежать, глядя снизу вверх на утес. Сейчас, на фоне звездного неба, утес казался прекрасным.

Пипс никогда не любил сельскую дорогу, ведущую из Лондона в Челси. Но сегодня он не любил ее особенно сильно.

Однажды на этой дороге его экипаж остановили три разбойника в масках. Один приставил пистоль к груди кучера, другой — к груди Пипса. Они освободили его от серебряной линейки (цена: 30 шиллингов), любимого золотого карандаша (8 фунтов), пяти математических инструментов (3 фунта), увеличительного стекла (20 шиллингов), кошелька с золотой и серебряной отделкой (10 шиллингов) и 2 гиней 20 шиллингов звонкой монетой. Пипс был так услужлив, вручая все это разбойникам, что главарь любезно предложил ему компенсацию.

— Вы джентльмен, — сказал разбойник, — и мы также джентльмены. Если вы завтра пошлете в таверну «Кубок», что у Чаринг-Кросса, то получите обратно один из своих математических инструментов.

Назавтра Пипс сам зашел в «Кубок», но никакого инструмента не обрел. Вот тебе и благородство разбойников. Двоих «джентльменов» поймали и повесили в Тайберне, и поделом.

Сегодня, пытаясь не думать о предстоящем неприятном деле, Пипс размышлял о возможной судьбе третьего разбойника. Может, он томится где-нибудь в тюрьме? Пишет прощальное письмо своей милке в ночь перед казнью — утраченным золотым карандашом Пипса. Эта мысль была Пипсу приятна. Он сам написал этим карандашом множество игривых billets-doux [30] Любовных записочек (фр.) . , причем адресованных отнюдь не миссис Пипс.