Юрий Торубаров - Охота за Чашей Грааля [litres]

– Приехав на место, – начал он рассказывать, – я нашел Руссингена в темнице, куда он был брошен по приказу Вернера, который обвинил его в измене. Я должен сказать, что если бы он не задержал тевтонцев у ворот, те бы перестреляли нас из своих арболетов. Разъяренные, что он помешал им это сделать, они накинулись на него, как звери. Кто-то даже всадил ему в бок нож. И вот истекающего кровью брата бросили в темницу и никто к нему столько дней не подходил. Когда я появился там, он попытался подняться, но силы оставили его. Когда пришел в себя, я увидел его, каким он был счастливым и только повторял: «Брат, мы опять вместе». Сколько я не боролся за его жизнь, мотаясь по округу в поисках лекарей, но и те не могли ничего сделать. Помощь пришла слишком поздно. Он умер на моих руках. Я… я требую немедленного суда над Вернером, убийцей моего брата.

Присутствующие переглянулись.

– Что? Что? – заволновался Кобылье.

К нему подошел Пожарэн. Положив на его плечо руку, заговорил:

– Мы все разделяем твое горе. Нет ничего печальнее и страшней, как потерять близкого тебе человека. Прими, дорогой Андрей, от всех нас слова глубокого сочувствия, мы разделяем с тобой твое горе.

– Благодарен вам всем, мои други, – ответил он.

– Но я должен сказать тебе, мой друг, что никакого суда над Вернером не будет.

– Почему? – вскочил Кобылье.

– Потому, – ответил Пожарэн, рукой усаживая его, – что ему удалось бежать!

– Ах, мерзавец. Но я найду его. Он мне за все ответит.

Все не знали, что делать: сказать правду и пока оставить так это дело. Пожарэн оглядел всех присутствующих. Их лица выражали скорбь и какую-то благостную неуверенность.

– Я думаю, друзья мои, что Андрей Кобыла настоящий русский мужик, который не боится правды.

Кобылье поднял голову и как-то тревожно стал смотреть на Пожарэна.

– Да, правда. Дело в том, Андрей, что мы… я решил его отпустить.

– Отпустить?! – опять вскочил тот.

– Сядь и послушай…

И он начал рассказ, который услышала от него Изабелла. Когда Пожарэн закончил и с тревогой в глазах посмотрел на Кобылье, тот поднялся и протянул ему руку:

– Ты, Андрей, истинный друг, спасибо тебе. И как бы мне не горестно было, не скрою, слышать это, но я полюбил свою новую родину, готов жизнь отдать за нее. Ты поступил верно. И я бы на твоем месте поступил так, – проговорив, он обнял Пожарэна, и они троекратно расцеловались.

Какими глазами смотрел на него Роман! Бланка скосила на него глаза, сердце ее екнуло. Поднялся Роберт:

– Друзья мои, предлагаю, как это по вашему, – он посмотрел на Пожарэна, – едальня?

Тот улыбнулся:

– Как бы не называли, лишь бы наливали.

– Тогда пошли помянем душу раба божьего.

Столы были накрыты. Когда уселись, Роберт опять посмотрел на Пожарэна. Тот понял его взгляд, взял наполненный кубок, поднялся:

– Помяни, Господи, во царствие Твоем представившегося раба твойво Руссингена. Спи, раб божий, спокойно! Да будет ему земля пухом!

Он осушил кубок. Все молча последовали за ним.

После обеда, когда кое-кто уже собирался подняться, Роберт попросил задержаться. Все поняли, что он хочет что-то сказать.

– Друзья мои, – заговорил он, – мой долг перед королем быть подле него. Тем более в такое беспокойное время. Поэтому мне, конечно, и… – он посмотрел на Изабеллу, – пора отправляться в Париж. Сейчас там зима. Холодно! Поэтому я предлагаю вам, – и поочередно обошел взглядом русаков, – еще пожить здесь, в тепле.

Русаки загудели. Не все. Роман молчал.

– Кто как, – проговорил Пожарэн, – а я еду с тобой… с вами, – поправился он.

– Я тоже, – заявил Кобылье.

Роман опять промолчал.

– Ну, друзья мои, кто со мной, послезавтра в путь. Завтра – подготовка к поездке.

Все стали подниматься. Роберт искоса посмотрел на Романа. Лицо того было черным.

И вот наступил день отъезда. Когда отъезжающие вышли во двор, то увидели оседланных лошадей и две кареты. А за открытыми воротами толпились, в ожидании отъезда, мушкетеры.

– А эта колымага зачем? – спросил Кобылье у Роберта.

– Для вас, дорогие мои, – ответил тот.

– Не, я как ты, – сказал Кобылье.

Услышав их разговор, об этом заявил и Пожарэн.

– Тогда пусть стоит, – решил Роберт.

Началось прощание с дворовыми людьми. Роман не появлялся. Кобылье было ринулся, чтобы найти его, но Пожарэн, поняв, что он хочет, придержал его за локоть и покачал головой. Тот кивнул в знак согласия. Последний взгляд друзей на приютившие их стены. Изабелла из повозки помахала дворовым, и отряд тронулся в путь.

Бланка, не увидя Романа, зашла к нему в комнату. Тот ходил, как тигр в клетке. Она хотела было его успокоить и порадовать, что она… ждет ребенка! Но… сдержалась. Ей не хотелось какой-то жалостью к себе удерживать дорогого ей человека. «Пусть сам выбирает и не корит в будущем».

И вдруг он подошел к ней, упал на колени, взял ее руки и страстно стал их целовать, приговаривая: «Прости, прости меня. Я люблю тебя. Больше никто не войдет в мое сердце! Но… но я не могу… Поехали с нами…» Он поднял голову. Глаза ее были полны слез.

– Любимый, – сказала она, – я… я понимаю тебя. Не убивай себя. Иди той дорогой, которая зовет тебя.

Он рывком поднялся, прижав ее к себе.

– Прости! – проговорил он и, резко повернувшись, сорвался с места. Во дворе одиноко стоял оседланный конь. Конюх не успел отвести его в конюшню. Роман вскочил на него и, яростно нахлестывая, словно боясь, что кто-то может его остановить, помчался прочь. А в окне, махая ему на прощание рукой, стояла прекрасная, как богиня, женщина и по ее нежному личику текли крупные, горькие слезы.

Роберт там, в Буа, говорил правду, что в Париже зима. Да, здесь была зима. Почти такая, как в Московии. На обочинах дороги снежные сугробы. На Сене ребятишки катались по серебряному льду на вымороженных котяках. Пожарэн улыбнулся. Припомнилась Москва-река, где ребятишки тоже катались на подобных изделиях.

Париж красив и зимой. На улицах много народа. Пестрота одежды поражает. Кто в шубах, кто в чисто русских охабнях. Так, наблюдая по сторонам, подъехали они к графским хоромам. Дети рады снегу. Надоело им в карете трястись.

– Вы тут бывали, – обращается к русакам Роберт, – все знаете. Устраивайтесь, а я во дворец. Мигом вернусь.

И поскакал с мушкетерами.

Как-то само собой получилось, что в ожидании хозяина они собрались у Пожарэна. Кобылье, стоя у окна и наблюдая, как резвятся ребята в снегу, проговорил:

– А нам, видать, долго придется ждать, когда мы сможем сесть на корабль.

– Да! – поддержал его Роман. – Чем же мы будем заниматься? А? Пожарэн. – Он повернулся к нему.

– Поступим в мушкетеры, – пошутил он.

– А че? – Роман поглядел на Кобылье. – Я, пожалуй, соглашусь. А то с тоски тут сдохнешь.