Юрий Торубаров - Охота за Чашей Грааля [litres]

Татарин, не думая, сразу подтвердил правоту его слов.

– Вот видишь, и ты согласен. У тя хан от этого только выиграет. Ну, что потерял Узбек, когда дал Калите великого Всея Руси. Ничего. Даст мне ярлыки, мы не будем грызться меж собой, а станем только сильнее. Больше поможем Орде. Так?

Татарин кивнул.

– А дань, – продолжал князь, – мы возьмем с других. Так что, хан твой ничего не потеряет. А не согласится, ему будет только хуже. Я думаю, его враг очень опасен. Ну, – поднимаясь, Дмитрий проговорил: – Мы обо всем договорились.

Тот в подтверждение опять кивнул.

– Тогда прощивай. Ты все запомнил? – вдруг спросил князь.

– Моя не забиват, – гордо ответил тот.

– Да, на, возьми, – и достал из кармана золотое изделие.

Глазки татарина загорелись радостью. Они обнялись, и князь пошел на выход из шатра.

По дороге в Москву князь обдумывал свои предложения и находил, что было все, как надо. «Ладно, – сказал он себе, – восток вроде спокоен, что на западе?»

В Орде Мамай тайного посланца Сарыхожа ждал с нетерпением. Он думал, что Дмитрий ухватится за его предложение, тем самым укрепляя свое положение. Соединив свои силы с московскими, он считал, что разгром этого возомнившего себя великим полководцем чингисовца будет неминуем. Присоединение же к Орде кипчатского ханства только усилит его.

И вот, наконец, его посланец прибыл. Ласковой и доброй была эта встреча. Не раз из рук хана принимал он пиалы с арзой. А это развязывало язык. Сарыхожа, видя, как добреют глаза хана, рассказывал с упоением о том, что Дмитрий радостно встретил его предложение и готов явиться к нему по первому зову. Правда, князь кое-что для себя попросил. Многое уже давалось, но забылось. Дал ведь Узбек Калите ярлык на великое княжение по всей Руси.

– Ну, ну, – качает головой Мамай, начиная понимать, чего вдруг захотелось этому урусу, – значит, захотел ярлыки на три княжества… Не платить дань десять лет? А ты бы как, Сарыхожа, согласился? – спрашивает хан.

На лице хана исчезла уже улыбка. Но хорошее арзу слепит узкий татарский глаз.

– Конечно, великий из великих!

– Согласен и на то, чтобы делить добычу?

– Конечно, великий из великих! Он же оставляет нам право взимать с них дань в нашу пользу!

– Значит, оставляет нам право… – повторил Мамай.

– Да! И это прекрасно! Нет, этот русский князь просто для нас, великий из великих, находка.

Хан поднялся и вернулся с двумя пиалами, наполненными прекрасным итальянским вином.

– За успех твоей поездки, Сарыхожа! – произнес хан и выпил вино.

За ним последовал и Сарыхожа.

– Так что тебе сказал московский князь? – повторно спросил хан.

– Да, надо брать яйца, пока курица несется!

Хан понял эти слова по-своему. Поблагодарив посланца за прекрасно исполненное поручение, он отправил его к себе. Ночью вдруг Сарыхожа почувствовал себя плохо. Давила грудь. «Это от вина», – сказал он сам себе. Больше он уже ничего никогда сказать не мог.

А в Московии, после встречи с Сарыхожей, особых надежд не питали. Дмитрий не думал, что Мамай согласится с такими его запросами. Но напрямую отказать было бы глупо. А, если примет, считай, долгая борьба будет окончена. И Русь станет свободной. Только не верил князь, что это случится.

Но пока Мамай будет думать, Дмитрий решил кое с кем посчитаться. По договору тверский князь должен был оставить Бежецкий Верх. Но он там продолжал держать своего наместника. Это было нарушение договора и согласно ему, Дмитрий имел право силой вернуть себе эти земли. Что он и сделал, послав туда войско. Наместник был убит, но… продолжить там прибирать эти земли помешало одно обстоятельство. Оно возникло, даже трудно подумать, в Рязанском княжестве, с которым Московия плечо в плечо гнали литовцев.

Дмитрию вдруг стало известно, что рязанский князь Олег собирает против него войско. Сколько он ни бился, узнать причину такого шага ему не удалось. Но и не ответить на вызов он не мог. И вот Дмитрий посылает воеводу Волынского на Рязань.

Было в Рязани такое купеческое семейство Буроки. Укрепил его Микита Бурок. Он торговал и с донским казачеством, приобретал у них зачастую почти задаром дорогие вещи. А сбывать их частенько возил в Орду. Там у него появились друзья. Все это он передал сыну, тоже Миките. Тот пошел дальше. В Орде он добрался до самого хана, который частенько приобретал у него по дешевке дорогие вещи, за это дал ему грамоту на право торговли там, где Буроку захочется.

Любой князь, видя ханскую грамоту, оставлял купца в покое. Купец часто приносил разные вести. И на этот раз было ему что сказать своему рязанскому князю. Услышав о том, что Дмитрий запросил у хана на Рязань ярлык, эта весть привела Олега в бешенство. Видя его такое состояние, Микита предупредил, что его просили, чтобы князь держал это в строжайшей тайне.

– А то получишь второго врага, – предупредил купец.

Князь понял и, держа язык за зубами, стал готовиться наказать злодея. Но еще древние говорили, что шила в мешке не утаишь. Решение князя Олега дошло до Московии.

Да, хан действовал тонко, умно, решив наказать зарвавшегося князя, при этом сохранял с ним свою «дружбу». Но обиженным оказался не только рязанский князь, но и Михаил Александрович тверской. Убийство его наместника его сильно возмутило. У этого энергичного, деятельного князя сильно «загорелся зуб» на Дмитрия. Но куда сунуться с его силенками. Подавляя гордость, опять пришлось ехать к своему зятю.

Олгерд сильно болел. Когда Михаил появился в Вильно и поехал представиться великому князю, он нашел его лежащим в постели. Войдя в его опочивальню, он застал там и Кейстута, чему был весьма рад. Тот чаще Олгерда поддерживал его, Михаила. Порой заставлял великого князя исполнять просьбу тестя.

Они о чем-то беседовали. Вернее, рассказывал что-то смешное Кейстут. Его мощный голос был слышен в проходе. А Олгерд потихоньку смеялся. Когда они увидели на пороге Михаила, как-то непроизвольно переглянулись. Потом Олгерд болным голосом сказал:

– Проходи, князь. С приездом! Бери кресло.

Михаил увидел его у окна, взял и поднес к кровати. Затем они поочередно потерлись щеками и тверчанин сел.

– Извините, что перебил, – промолвил Михаил.

– Да ниче, – тихо сказал Олгерд, – он рассказывал, как когда-то его пленили.

Михаил не без удивления посмотрел на гиганта.

– Да, да! – весело подтвердил он.

– Расскажи, – попросил Олгерд, заметив сильное удивление прибывшего.

Рассказывать эту историю просить князя не надо было.

– Так вот, – поглядев на брата, Кейстут сказал: – Я начну сначала.

Брат кивнул.

– Так вот, – повторил он, – это было не так давно, у тевтонцев магистром стал Книпроде, – Кейстут заулыбался, глядя на Олгерда, – великий князь решил испытать нового магистра и уговорил мня напасть на него. Я согласился и взял с собой Патрикия. Магистр, узнав, что мы двинулись на него, вышел навстречу. Мы столкнулись. На завтра – бой. Олгерд переоделся в простолюдия, заставил и меня это сделать. Поехали смотреть, как лучше расположить свои полки. Едем. Видим лесок, перед ним трясина. Непроходимое место. Он, – Кейстут кивнул на Олгерда, который не то спал, не то просто закрыл глаза, – говорит мне: «Отсуда магистр нас ждать не будет. Занимай этот лесок и ударим его в бок». Я ему говорю: «А вдруг тот так посчитает и поставит вон в том лесу своих, то че будит?» А Олгерд с такой уверенностью произнес: «Он не настолько умен, чтобы это сделать». Так вот, когда пришла наша очередь вступить в бой, мы пошли в атаку, думая, что мы сейчас им покажем. Только вступили в трясину, как на нас обрушились стрелы. Их было тучи. Мои люди гибли, словно их кто-то косил. Спасение было только впереди. Мы выбрались на крепкую землю, а на нас налетели рыцари. Стало ясно, что их магистр не дурнее его. – Он кивнул на Олгерда. Тот зашевелился: «Ты че сказал?» «Да сказал, какой ты был умницей», – и засмеялся. И дальше. Насели на нас со всех сторон. Мои не выдержали и повернули назад. Я бросился, чтобы их вернуть. Но страх сковал людей. А рыцари тут как тут. Окружили они мня. Я с ними сражался как лев. Патрикий увидел, что я окружен, бросился ко мне на выручку. Но я вернул его назад, прикрыв отход. Я-то, – он ударил себя в грудь, – бывалый. Со мной даже врагу не просто. Ну а сынок, есть сынок. И так мня… пленили! Привезли в Мариенбург и засадили в тесную тюрьму, поставив у дверей многочисленную стражу. А обслуживал мня когда-то плененный ими литовец. Он знал мня и, не без гордости скажу, знал мня как великого литовца, – он покосился на брата, – героя. В один из приходов он принес мне меч. Я постучался, те думали, что выходит их слуга, открыли. Но я им показал… Ползамка, може, чуть меньше, сбежались рыцари. Я их расшвырял, как котят. Так я добыл себе свободу.