Юрий Торубаров - Охота за Чашей Грааля [litres]

– Бывай! – поднял он руку хозяину, стоявшему на крыльце.

Дорога от боярского двора до города была не больше двух верст. И почти вся проходила по открытой местности. Только в одном ложке молодая поросль осины, густо окружившая дорогу, прикрывала ее от чужих глаз. Жизнь заставила Ивана быть осторожным. Подъезжая к этому месту, он остановил коня, тщательно осматривая местность. Все было спокойно. Листья молодняка под легким ветром резали глаза серебряным отливом. И Иван легко хлестнул коня и предался мечтаниям. Считая, что князя Владимира уже ничего не спасет, он начал думать, как все же отомстить и Дмитрию. «Попробую еще, как и Владимира», – решил он. И мечты унесли его в Орду: «После гибели двух таких князей Русь ослабнет, и я буду у Мамая просить се наместничество». Эту сладкую мысль все же прервал ложек. Какое-то туманное чувство диктовало ему о возможной опасности, и он положил руку на эфест сабли. Но вот лесок остался почти позади. Груз опасности свалился с плеч, и Иван расслабился. В это мгновение что-то непонятное, прошуршав по листьям, схватило его за горло. От неожиданности Иван вонзил шпоры в лошадиные бока. Конь рванул, а Иван полетел на землю, на мгновение теряя сознание. Этого хватило, чтобы на него кто-то навалился. И, прежде чем прийти в себя, он оказался повязанным по рукам и ногам.

Когда он открыл глаза, то увидел стоящих над ним Пожарского, Кобылу и какого-то мужика.

– А ну, развяжите! – грозно произнес он.

На что Кобыла съехиднячал:

– Щас я тя буду пытать каленкой!

Понимая, что Пожарский здесь как бы за главного, он начал его просить:

– Князь, я те ниче плохого не делал. Отпусти с богом. Я тя отблагодарю.

Князь отрицательно покачал головой и добавил:

– Только великий князь волен делать над тобой, че захочет.

– У-у-у! – заскрипел пленник. – Пусть я пропаду, но мой род будет знать мойво мучителя. Он отомстит не только те, но и всему твойму роду!

Князь презрительно улыбнулся и, повернувшись к третьему мужику, сказал:

– Захар, посмотри, че ето у него в кармане.

Тот наклонился и вытащил маленький мешочек. Развязав его, он показал: там было что-то, напоминающее дорожную пыль.

– Че ето? – спросил Пожарский, показывая мешочек.

Иван отвернулся.

– А мы щас и попробуем. Давайте насыпем ему в рот.

Стоило Кобыле произнести эти слова, как тот всполошился.

– Не надо, не надо. То… отрава! – сознался он.

– Кого же ты, собака, хотел отравить? – спросил Пожарский.

– Князя, – буркнул он.

Под вечер из города выезжала повозка, на которой сидели три мужика. За их спинами лежал огромный мешище

– Че ето у вас, – спросил стражник.

– Да… кабана везем! – ответили те хором.

– А как в мешок загнали, – допытывался стражник.

– Сам залез. Поставили там кормушку, – нашелся Захар.

Стражник рассмеялся:

– Я бы никогда не додумался!

– Ну, бывай, – махнул Захар.

Стражник только кивнул головой.

Перед Москвой тройка остановилась в глухом лесу и стала гадать: «Че делать?» Ехать в Москву, а вдруг… у него же действительно много сильной родни. Как бы… И они решили послать Кобылу к князю, чтобы тот распорядился, куда доставить поенника. Выслушав опасения Кобылы, князь снисходительно улыбнулся:

– Везите ко мне в темницу.

Да, помощник Нестерки был не заменим. Ему удалось вытрясти из Ивана все его тайны. Когда Внук обо всем доложил князю, лицо того побелело. И он гневно сказал:

– Будем судить!

И вот через всю Москву, на грязной телеге, в грязной, порванной одежде, закованного в цепи, везли Ивана Вельаминова на судилище. Народу столько высыпало на улицу, что если бы не многочисленная стража, то вряд бы они проехали.

– Дорогу! Дорогу! – кричали они, щелкая плетями.

А народ орал:

– На князя руку поднял! Собака! Русь Орде хотел продать! Смерть ему, смерть душепродавцу!

Огромная княжеская светлица казалась маленькой комнатушкой от забившей ее народа. У дальней стены в центре княжеское кресло. По обеим от него сторонам князья и бояре: серпуховский Владимир Андреевич, тверской Михаил Александрович, кашинский Василий Михайлович, Андрей Пожарский, Андрей Кобыла, Василий Пожарский, Федор Кошка, Николай Вельяминов, Дмитрий Волынский и другие. Много и простого люда.

И вот вводят преступника. Волком глядит он по сторонам. Скребет зубами. Внук зачитывает преступления, совершенные злодеем, и готовящих их. Когда закончил читать, князь взял из его рук бумагу. Дмитрий поднялся и сделал шаг к стоящему на коленях Ивану Вельяминову:

– Что здеся, – и ткнул пальцем в бумагу, – неверно?

Тот злобно посмотрел на князя и хотел было плюнуть, но страж, стоявший рядом, успел заслонить князя. Дмитрий вернулся к креслу и спросил:

– Что заслуживает етот вероломец?

Светлица дыхнула разом:

– Смерти.

Тогда князь, сев, поглядел на Волынского:

– Смерть.

Так он дошел до Николая Вельяминова:

– Смерть! – ответил тот и отвернулся.

Все другие опрошенные произнесли единственное слово: «Смерть»». Великий московский князь Дмитрий Иоаннович провозгласил:

– Смерть!

Казнь была назначена на следующий день. Первая русская казнь. Место для этого отвели на Кучковом поле. За ночь воздвигли помост. На нем поставили огромную колоду. Народ начал собираться еще с рассвета. Как же: первая казнь! И кого казнят! Сына первого московского сановника! К обеду по толпе понеслось:

– Везут!

Многие, особенно бабы, стали прикладывать к глазам платочки: как же, говорят, был добрым человеком! Другие злобят: «Крамольник!» Да, действительно везут. Он ни на кого не смотрит. Голова упала на грудь. На помост поднимается огромный детина в черном одеянии. На голове шапка, на лице платок с дырками для глаз. За ним поп и Внук с бумагой в руке. Ивана ведут под руки два здоровенных воина. За ними еще воины, они оцепляют помост. Ивана вновь ставят на колени у колоды. Внук читает какую-то бумагу. Но голос дьяка тонет в шуме толпы, которая старается себя успокоить. Отчитав, дьяк отходит в сторону. Очередь за батюшкой. И того никто не слышит. Но толпа мгновенно смолкает, когда палач, подхватив расслабленное тело приговоренного, подтаскивает его к колоде, на которую кладет его голову. Поплевав на руки, берет огромный топорище. Взмах и… голова покатилась по помосту. Близко стоящие люди увидели, как его широко раскрытые глаза с ужасом глядели на толпу. Люди шарахались в стороны. Так закончилась первая московская казнь.

Весть об этом долетела и до Орды. Хотя Мамай не очень возлагал надежду, что Иван Вельяминов сможет ему сильно помочь, но, когда он узнал о казни, пришел в бешенство: «Почему так везет этому москвичу! Я уже сделал почин, разбив его войска на Воже. Так дело оставлять нельзя». И он собрал своих мурз, чтобы обсудить с ними, как поступать дальше. И многие заявили ему: