Валерий Строкин - Смерть Кощея Бессмертного

— Расскажи Винитар. — подхватили готы.

Хёвдинга вытолкнули к трону.

Винитар степенно разладил отпущенную рыжую бороду.

— Мы долго преследовали трусливых варваров. Они избегали прямого сражения и заводили нас все дальше и дальше, во владения Тапио и Миэллики [79] Духи: лесной царь и лесная царица ( сканд .). …

Альберих, стоявший в цепи охранников перед троном, скривил лицо и крепче сжал длинное копье. Вранье Винитара и его пустое бахвальство надоело слушать, он то знал, как все было на самом деле. Никогда не забудет Альберих тот день, как лежал на поле боя и ему в глаза, улыбаясь, заглядывал чубатый рос, что-то говорил…Он готовился к смерти, а ему оставили жизнь.

— Принц выстрелил в любимого коня тем, кто не последовал его примеру, он приказал отрубить головы. — пробормотал Германарих, подавая сигнал рукой.

Альберих выбежал из храма и поднял фрамею — стальной наконечник сверкнул на солнце. В поле засуетились люди. Заголосила, раздирая легкие, женщина.

— Гей! — яростно выкрикнул кат [80] Палач. .

Дважды щелкнул особый кнут, впиваясь колючками в черные крупы диких коней. Жеребцы рванули в разные стороны. Короткий вскрик женщины взметнулся в небо туда, где в вышине выписывал плавные круги орел, прикрывая серым крылом солнце. Скакуны уносили в степь разорванные половины того, что раньше было телом.

Германарих привстал с трона, облизал пересохшие губы. Глаза пока не подводили столетнего старика, он хорошо видел тянущиеся за дикими жеребцами две алых дороги, разбегающиеся в разные стороны.

Аз [81] Князь. готов удовлетворенно ухмыльнулся и опустился в кресло. Посмотрел на бледное лицо возвратившегося телохранителя.

— Все, Альберих, умерла прекрасная Карима. — Германарих ободряюще улыбнулся. — Предатели заслуживают лютой смерти, запомни. Бог не бывает строгим, бог всегда справедлив.

Альберих кивнул. В зале, под темной нишей со статуей Одина, громко расхохоталась вельва. Она рассыпала перед собой сухие гадательные косточки и кружила перед ними в медленном танце. Германарих брезгливо поморщился:

— Старуха совсем из ума выжила. Вели позвать Икмора и подать вина.

— Слушаюсь. — Альберих с облегчением покинул площадку перед троном.

Царь готов плотнее запахнулся в трабею [82] Белый плащ с пурпурными полосами. , нахохлившись, уставился в степь. Казнь свершилась и люди поспешно расходились. Некоторые поднимали головы, оглядывались на дворец и быстро отворачивались, словно чувствовали на себе тяжелый, гнетущий взгляд Великого Гота.

— Сурт-Черный с юга едет с огнем, пожирающим ветви… — пела вельва, танцуя в углу.

— Заткнись, — глухо проворчал Германарих.

Старая вельва не слышала и продолжала петь:

— Солнце сверкнет в ответ на мечах богов — светлых асов и ванов!

— Проклятая старуха, — пробормотал Германарих.

Царь нахмурился, было от чего хмуриться — гунны, через Киммерийское море, Таврию и Перекоп, вышли готам в тыл. Германарих послал против них искусного и отважного вождя росомонов Тарма, но тот оказался — О, Один! — неблагодарным предателем, забывшим про верность клятвы своему повелителю. Сказывают, что Тарм стал одним из первых людей Баламбера. Пришлось срочно объявлять вайан [83] Призыв на борьбу ( гот .). Интересное слово — похоже на войну? и поднимать восточные лагеря готов, стягивать с ближайших фюльков [84] Селений. воинов на защиту ставки. Грядет большая война. Гонцы разосланы по западным лагерям для сбора войска.

Великий Гот потер руки — возвращаются славные времена, — думал он. — Наконец-то настоящий противник. На готов давно никто не осмеливался нападать.

Вернулся Альберих, поставил на подлокотник трона кубок, наполнил его из гидрии [85] Вид кувшина. дорогим алым напитком. Алая струя напомнила телохранителю две короткие дороги, протянувшиеся в степи. Он посмотрел на Великого Аза. Германарих хмурился, думал о чем-то своем, не замечая телохранителя.

— Прекрасной и доброй была Карима, жена Тарма, — шепча, отступил Альберих. — Великий Гот, ты так и остался Кощеем. Росомоны лучшие союзники, которых мы имели. Теперь они все уйдут, вслед за Тармом.

Телохранитель передал служке гидрию и прислушался к пению прорицательницы.

— Солнце померкло, земля тонет в море, срываются с неба светлые звезды. Жар нестерпимый до неба доходит. — Вельва устало опустилась на корточки, сгребла в мешочек гадальные кости. Прошептала:

— Волк поражает Одина. Наступает Рагнарок. Гарм лает громко у Гнипахеллира, привязь не выдержит — вырвется жадный. — Прорицательница поднялась и направилась к трону Германариха.

— Что скажешь старуха? — царь с презрением посмотрел на гадалку.

— Правду. Ты в опасности. Готы в опасности. Наступают сумерки богов, — вынесла приговор вельва.

Германарих отпил из кубка, на подбородок упала алая капля. Потекла, оставляя красный след. Царь обтерся рукавом.

— Иди прочь.

— Наступают сумерки богов, — повторила вельва удаляясь.

Германарих допил вино.

В зал вошел Икмор. Он едва скрывал свое недовольство: вот уже год, изо дня в день он приходит в храм Германариха и поет эпиталамы [86] Песнь свадебная или хвалебная. .

Вечером, как обычно, во дворце пировали. Вино лилось рекой. Готы и приглашенные иноплеменники кричали здравницы столетнему царю, похвалялись боевыми подвигами и грядущими победами. Возливалось жертвенное вино к подножию Одина, Тора, Хеймдаля, Фрейру и другим богам-асам.

Раскрасневшийся, разгоряченный вином Германарих восторженно оглядывал зал. Сердце его наполняла гордость за своих боевых вождей, за непобедимый народ.

— Ха, кто сказал, что слава готов меркнет?! — пьяно воскликнул царь, взмахивая золотым ритоном [87] Кубок в виде рога животного. , обливая пурпурные одежды пурпурным вином.

— Мы! — раздался крик рядом с троном.

— Смерть Кощею! — К Германариху рванулись двое убийц, выхватывая из-под плащей короткие мечи.

— Стража! — взревел царь, падая в кресло, выплескивая вино в лицо палача.

— Стража! — завизжал Великий Гот, выставляя перед собой руки и колени, поджимая ноги.

— Прими смерть за сестру нашу, — прошептал один из убийц, вонзая меч в бок Германариху.

— За прекрасную Кариму! — воскликнул второй, пронзая царю ногу.

— Стража! — визгливый крик перекрыл шум в зале.

Альберих метнул копье, пронзая грудь росомона. Второй убийца успел нанести царю еще несколько колотых ран, пока его неистово рубили мечами. Мертвые тела скатились с подножия трона, но их продолжали рубить и топтать поднявшиеся из-за столов пьяные готы. Стража, опустив копья, окружила трон. Обычно, во время пиров, они стояли с внешней стороны храмовых стен. На праздники возлияний допускались ближние люди, среди которых не должно быть заговорщиков-убийц.