Валерий Строкин - Смерть Кощея Бессмертного

— Жаль, не успел выйти против вас в поход и вывести под корень. Я никогда не знал жалости и не ведал пощады. Только так можно вселить во врагов страх и покорность. — Старик заковылял к золотому обручу. Замер, перед висящим на стене полированным щитом. Всмотрелся в незнакомого, изможденного старца, похожего на базарного бродягу-попрошайку.

Сильный порыв ветра влетел в зал, принес горький полынный запах вместе с дымом пожарищ. Осень выдалась сухой и знойной.

— А может, это идут гунны? Тысячная конница степняков подняла над собой серое облако пыли и ветер гонит его сюда? Впереди на белой кобылице царь Баламбер, правнук царевича Модэ.

Германарих хищно раздул ноздри, открыл рот и посмотрел на отражение в щите. Там был совсем другой, старый человек, незнакомец — лицо изрыто морщинами и шрамами, метками боевых годов. Серые волосы всклокочены, сальные пряди торчат по сторонам, давно забыли о гребне. Глаза выцвели, серый цвет растворился в бесцветии. Во взгляде не осталось былой твердости и сосредоточенности — блуждающий, неуверенный, в нем застыл страх.

— Нет, это не я. — Отражение покачало головой. Германарих хрипло рассмеялся, отворачиваясь.

— Гунны! — прохрипел старик. Один, ты оставил меня и в сердце поселил страх перед проклятыми степняками. Страх перед продолжением жизни… — Он вновь обернулся к щиту. На него смотрело бледное лицо, с трясущимися губами, затравленным взором. Германарих понял, что ни за что на свете, с таким двойником, не захочет встречаться с гуннами, видеть их ненавистные лица.

— Новые повелители вселенной, — прошептал старик. — Победители готов.

Он опустил глаза, увидел корону и склонился, чтобы поднять. Кряхтя, долго ловил обруч, наконец тяжело поднялся. Возложил венец на голову и посмотрел в щит, надеясь увидеть другого человека. Бледные губы ухмыльнулись, бесцветные глаза застыли, смотрели твердо: отражение — царь.

— Пусть меня запомнят таким — могучим и бессмертным повелителем бесстрашного народа готов. Непобедимым, великим царем, победителем эстов, герулов, антов, венетов, росов. Смерть меня не нашла, хоть искала упорно. Теперь я сам к ней иду! — Германарих в страшном порыве вскинул меч и с рычанием вонзил в грудь.

Вельву из оцепенения вырвал звон металла. Она отвела взгляд от камина. На полу лежал окровавленный меч росского архонта Боса. По стене, раскинув руки и раскрыв рот, беззвучно сползал Германарих. Плащ распахнулся, обнажив грудь. Голубой шелк пестрел в винных багряных разводах, среди которых начал распускаться алый цветок. Глаза остекленев, грозно хмурили брови, смотрели в проход с видом на степь. Линия горизонта подернулась колышущейся, серой тучей, которая медленно приближалась к покинутому городу.

Вельва поднялась и проворно подбежала к царю. Аккуратно опустила его на пол.

— Вот видишь, мой милый, — она погладила лицо Германариха, закрывая глаза. — Я знала, что так и будет. — Откинув голову и глядя в синий небесный круг, прорицательница расхохоталась. Смех, вороньим граем разлетелся по залу.

— Ничего, сейчас я приготовлю тебе достойное ложе. Огонь и дым быстрее донесут тебя в Вальгалу, чем прибудут первые всадники. — С неожиданной силой она подхватила мертвого и оттащила к трону. Усадила, поправила на голове обруч. Вернулась за мечом и положила Германариху на колени. Расправила одежды и после всех приготовлений, начала сносить к трону поленья, рассыпанные подле камина. Обложив поленьями трон, накинула сверху сорванные с ниш лиловые портьеры. Когда все было готово, вынула из камина горящую головню.

— Ну вот, милый, ты верно забыл, как в дни молодости, называл меня также: моя милая. Много лет назад ты сказал, что великие любви не знают и оттолкнул меня. Ты любил только себя одного. Я ушла и вернулась к тебе старой вельвой-прорицательницей. К этому времени ты превратился в великого и непобедимого Эрманариха и стал сравнивать себя с Одином. Что ж, слава и удача боевых походов проходящи, как и молодость. Милый мой, я приготовила последнее, достойное тебя ложе. Скоро ты встретишься с Отцом Павших [91] Одином. , попадешь в его чертоги, где тебя встретят эйнхерии [92] Павшие в бою воины. , приятели ветераны. Тебя отведут на достойное место, посадят рядом с Всеоотцом [93] Одином. и на пиру тебя будут обслуживать прекрасные валькирии, не чета мне. — Вельва рассмеялась и уронила горящую головню на ворох тряпья. Пламя, жадно урча, набросилось на портьеры, переметнулось на поленья. Желтые языки проворно заплясали вокруг трона. Взметнулись к небу, скрывая за собой великого царя и старого, отнюдь не бессмертного человека по имени Германарих из рода Амалов.

Вельва в полный голос запела, медленно отступая от костра к выходу:

— Зря мы отделились от Фридигерна, — мрачно заметил Альберих, натягивая уздечку и останавливая коня.

— Боишься? — усмехнулся Винитар.

Лесная дорога упиралась в неширокую речку-рось, берега которой густо заросли камышовыми зарослями и ивовыми прутьями. Всадники неуверенно топтались подле зарослей, обдумывая как поступить: переправляться или двигаться вдоль реки.

— Не бойся, я знаю эти места.

— И я знаю.

— Ты? — Винитар удивленно посмотрел на Альбериха, недоверчиво покачал головой:

— Не может быть.

— Думаешь, я все время был в телохранителях Германариха? Я был здесь вместе с тобой во время войны с росским архонтом Босом. Правда, в те времена, я был зеленым юнцом.

— Понятно, — буркнул Винитар. — Тем более, ты должен знать, что анты спустились на юг, навстречу гуннам, а росы, наши заклятые враги, избегают этих мест. По этим тропам, мы срежем путь и быстрее Фридигерна попадем в Дакию.

— На конях будет тяжело продираться сквозь чащу.

— Значит переправимся.

Камыши неожиданно раздвинулись и на дорогу, навстречу всадникам вышли обнаженные по пояс люди, вооруженные луками и копьями.

— О, Локки! О, змей Ермунганд! — Выкрикнул Винитар, вскидывая копье. Стрела вонзилась ему в глаз и пронзила череп. Гот вывалился из седла. Альберих уронил копьё и поднял руки. За его спиной послышался топот копыт. Около полусотни готов, торопились покинуть чернолесье и вновь соединиться с силами Фридигерна.

— Смотри, Лучезар, как ловко я выбил гота! — воскликнул юноша. Он, смеясь, приблизился к бледному Ансельму.

— Бусько, твоей рукой никак Перун правил, — отозвался русобородый, кудрявый мужчина. — Не даром ты сын колдованки.

Росы обступили гота. Альберих осторожно слез с коня, уставился на росов.