Геннадий Левицкий - Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора

– Блудные овцы есть везде. Но не может быть, чтобы все братья стали ими, – отказывался верить командор Оверни.

– Разумеется, – согласился Гийом де Ногаре. – Но чтобы отделить зерна от плевел, пришлось задержать всех братьев ордена. Невиновные будут отпущены тотчас же после завершения расследования.

– Надеюсь на справедливость судей.

– Я в ней уверен. – Гийом де Ногаре посчитал, что достаточно полно посвятил гостя в текущие события и приступил к реализации наспех придуманного плана. – Умбер, ты хотел видеть короля. Возможно, я тебе смогу помочь? Филипп не сможет тебя принять – монарх очень занят именно сейчас.

– Мне бы хотелось встретиться с Жаком де Моле.

– Для чего? Ты желаешь услышать правду из уст Великого магистра? Вот признание, подписанное его рукой. – Хранитель королевской печати протянул один из свитков.

Умбера де Блана пергамент не заинтересовал, он даже не взял свиток в руки.

– Я хочу посмотреть в глаза человеку, погубившему дело освобождения Святой земли.

– Хорошо. Ты увидишь своего магистра, – неожиданно легко дал согласие Гийом де Ногаре. – Только будь осторожен с ним. Жак де Моле может снова впасть в ересь и утверждать, что обвинения придуманы врагами ордена. Помни о страшных признаниях десятков и сотен твоих братьев, об их ревностном раскаянии. Наш король добр, наш Господь учит прощать самые страшные грехи… Но повторно впавшего в ересь ожидает костер очищения. Не дай себе и магистру погибнуть в пламени! Будь осторожен.

– Я все понимаю, Гийом.

– Тогда у меня будет одна просьба.

– В чем она заключается? – насторожился командор, а исполнить любую просьбу Гийома де Ногаре у тамплиера и вовсе не имелось желания. Он ждал подвоха от человека, уничтожившего орден, и не ошибся.

– Мы смогли выявить многих еретиков, предавших Господа. Но короля волнует одно обстоятельство: казна ордена бесследно исчезла. Деньги – это изобретение лукавого – оставшиеся на свободе еретики могут использовать против людей. Ты же знаешь, Умбер, что в нашем мире золото может стать более страшным оружием, чем меч. Нам нужно отыскать казну ордена Храма.

– И как Филипп собирается поступить с деньгами ордена?

– Если казну все же удастся найти, то ее передадут Папе Римскому. Ведь только ему подчинялся орден Храма. А как распорядиться средствами – это уж дело великого понтифика. Насколько я знаю, тамплиеры собирали средства на освобождение Гроба Господня, надеюсь, на это богоугодное дело они и будут потрачены.

– Это благородные намерения, – согласился Умбер де Блан.

– Тебе необходимо узнать от Жака де Моле, где находится орденская казна, – весьма требовательно попросил Гийом де Ногаре.

– Я попытаюсь… – неуверенно произнес в ответ Умбер де Блан.

– Времени у тебя будет предостаточно, – пообещал канцлер, не смогший скрыть ядовитую ухмылку. – Но, как ты сам понимаешь, чем скорее мы найдет казну, тем будет лучше: для христиан, для твоих братьев, для Жака де Моле и для тебя. Потому что мы должны найти эти деньги, они обязаны принести пользу, а не вред добрым христианам.

По велению Гийома де Ногаре два стражника проводили командора туда, куда он сам и мечтал попасть.

Умбер де Блан едва узнал Великого магистра. В темнице он потерял почти половину своего веса, который и в добрые времена был вполне умеренным. Неестественная худоба была далеко не единственным изменением в облике главы ордена. До заключения Жак де Моле заботливо следил за своей внешностью – постоянные визиты к королям и прочим властителям разных земель обязывали делать это каждодневно. А сейчас копна седых нечесаных и немытых волос, давно не подстригавшиеся усы и борода закрывали почти все тощее лицо – только нос и глаза помогли командору Оверни опознать своего патрона.

– Я надеялся, что сейчас Умбер де Блан на Кипре, недосягаемый для урагана, свалившего могучий дуб, – разочарованно произнес Жак де Моле. – Признаюсь, в этой холодной темнице меня согревала мысль, что срублен только ствол, но корни остались – и они дадут новые ростки.

– Я находился на Кипре, когда узнал о беде ордена Храма.

– Так каким образом ты оказался в темнице, рядом со мной?!

– Как мог я оставаться в безопасности, когда братья терпят несправедливую муку? Так было всегда: рыцари Храма помогали попавшим в беду. Разве мы должны меняться в худшую сторону, когда окружающий мир стал худшим, чем был?

– Напрасно… Этот мир превратился в ад; ты добровольно вошел в пасть беспощадного чудовища, пожирающего и тела, и души.

– Что я вижу?! Великий магистр предался отчаянию?! Разве такое возможно?

– Увы, дорогой Умбер, нельзя головой и голыми руками разбить горы, вставшие на пути. Невозможно выбраться из западни, в которую попал орден. Произошедшее необратимо.

– Ничто нельзя считать безвозвратно потерянным, пока не остановилось сердце. Ведь ты жив, как и большинство братьев, и значит, мы должны надеяться на чудо.

– Его не будет. Я собственными руками закрыл ему дорогу.

– Ты ошибаешься, Жак де Моле. Оно пришло. – Командор расстегнул застежки плаща и бросил его на пол.

– Не может быть!!! – воскликнул Великий магистр. В следующий миг он упал на колени и поцеловал край одежды Умбера де Блана. – Как попал к тебе хитон Спасителя?!

Умбер де Блан тихо, почти шепотом, рассказал историю обретения святыни. Ее итог сильно расстроил Великого магистра:

– Зачем же ты, вместо того чтобы беречь бесценное сокровище ордена, предался в руки врагов? Как ты мог, Умбер, совершить подобную глупость?

– Хитон не единожды выручал из не менее сложных ситуаций Понтия Пилата и его потомков. Я пришел вместе с ним, чтобы помочь тебе, Великий магистр, – признался командор Оверни. – Если ты, Жак де Моле, окажешься на свободе, то сможешь спасти гибнущий орден.

– Наивный Умбер, хитон ценен тем, что его носил Иисус Христос, но это вовсе не чудодейственное средство, избавляющее от всех бедствий. Только величайшая вера в Спасителя способна творить чудеса. Император Тиберий, завладевший хитоном, надеялся, что он избавит его дряхлое тело от хвори, но вышло наоборот.

– Да разве ты утратил веру в силу и доброту нашего Спасителя?! – от ужаса повысил голос Умбер де Блан, позабыв, что в королевской тюрьме даже стены могут иметь уши.

– Я верю в доброту Иисуса, но потерял на нее право. Я совершил ужасное предательство… и даже мое раскаяние не может заслужить прощения.

– Так быть не может. Разбойник, покоившийся на соседнем с Иисусом кресте, отправился вместе с ним в Царствие Небесное. Разве твой грех страшнее?

– Намного ужаснее. Мои уста произнесли, что при вступлении в орден, я отрекся от Спасителя и плюнул на крест.